Пролетарские поэты Серебряного века - [3]

Только воздух не качает,

А карманы очищает

Ощутительно.

Скорбный

Стеклянный завод

На нашем Чудовском заводе

Все дела в таком лишь роде,

Коли обыск у девиц —

Без стыда и рукавиц.

В мастерской (названье «Гут»)

Лишь всецело детский труд.

Горят словно мураши…

Платят им за труд гроши.

Сортировщики горят

И судьбу свою хулят:

«Что за горька наша жизнь!

Спать голодными ложись…

В нашей спальне блохи, вши,

Хоть всю ночь от них пляши.

Мясо тухлое варят».

А ребята говорят:

«Это все лишь тары-бары…

Бери в лавочке товары,

Чтоб хозяину нажить,

Если хочешь в деле быть».

А где делают горшки,

Там уж горе – не смешки!

Все замучены девицы,

Точно стары рукавицы,

Впалы их больные груди…

Вот где мучаются люди!

Не живут, а только маются,

Да попу с тоскою каются:

«Ты скажи, добрый отец,

Когда этому конец?»

Нет ответа от отца,

И страданьям нет конца.

Управляющий всех бьёт,

Наши пот и слезы льёт.

Как узнал про нашу стачку —

По двору ходил вприскачку:

«Ой, ребята, этот раз

Велика гроза стряслась!»

Стал конторщиков просить

Нашу стачку подавить:

«Помогите ради бога!»

Поднята была тревога,

Хоть остались без обеда,

Но зато была победа:

Получал я в день полтину

Изломал себе я спину.

Вижу, нет расчёта жить,

Вечно плакать и тужить,

Изорвал свои сапожки —

И оттуда дай бог ножки.

Скородын

Перегонка

Во саду ли, в огороде —

В нашем Колпинском заводе

Из пустого гнут кольцо,

Между делом пьют винцо.

Хоть не одну сгубила душу,

А водку любят точно грушу.

Завод с рабочих тянет жилы,

А шинкарю на всём нажива.

Бегут в суровскую вдогонку:

«Дай, дружок, на перегонку!»

Гонят польта и часы, —

Семья хоть с голоду пляши.

Один принес с жены гребёнку, —

Всё ушло «на перегонку».

Люди в лавочке хороши,

Пропивают и галоши.

Пропиваться заодно —

Только было бы вино.

«Пейте, братцы, не робей!» —

Поёт в прокатной «соловей».

Пой же, тихая ты, свечка, —

А об союзе ни словечка?

Нас считали за овец,

Дают прибавку наконец,

Уж и прибавка хороша:

За два года два гроша.

Не забуду взрыв котельный

До гуляночки недельной.

Взрыв ведь весть не благодатна.

Хуже мучится прокатна.

Знать, настал последний час —

Обыск был введён у нас.

Все в заводе подивились,

Значит – воры расплодились!

Будем знать мы с этих пор:

Появился средь нас вор.

Вот бы шутку он удрал —

Мастеров бы всех украл,

Указателей бы стиснул

И старших в заводе свистнул.

Я б сказал – давно пора,

Молодчина вор, ура!

И подрядчики озлились,

На работу навалились,

Изогнули всех в дугу,

А рабочий – ни гу-гу.

Есть пожарная дружина —

И тут тянись рабоча жила, —

Не уйти никак от бед,

Есть заводский лазарет.

Там залечат единицу,

Не забудешь ввек больницу.

Вот наш Колпинский посад —

Указательский есть сад,

Возле реченьки Ижоры

Веселятся ихни жёны,

Веселится наш буржуй,

А рабочий – ногти жуй.

Черна сотня, что ежи, —

У всех кинжалы да ножи.

Пьянство бросить бы пора…

За мастеров кричат «ура!»

И дерут со всех сил глотку,

Чтобы мастер дал на водку.

Тулунов

Мастер

Жил он под корякой

И рубил дрова,

Здесь же в Колебаках

Принят в мастера.

Серый дипломатик,

Порванный жилет,

На ногах баретки,

А задков уж нет!

Часто он в калошах.

Чаще босиком,

Но зато правленью

Шибко он знаком.

Он чужих не любит:

Всем расчёт сулит,

А своих – «семейных» —

Всех к себе манит.

«Приходите, братцы,

К нам вы на завод,

Вам найдём работы

Хоть на цельный год».

Ну, а тем, кто «с воли»,

Заявляет он:

«Слышишь, нет работы.

Убирайся вон!»

Нерасцветов

Без гудка, без свистка

Без гудка, без свистка

Мы работать встаём,

Целый день у станка

Мы работаем, ткём.

Тяжело у нас жить:

Духота и жара,

Копоть ламп, чад стоит

От утра до утра.

Вентиляторов нет. —

Если есть, то они,

В довершенье всех бед,

Без решёток в стене, —

Голубки повили

Гнёзда в каждом из них,

Потолок весь в пыли,

Как в овинах иных,

Паутина висит,

Где ни лень, по углам,

И годами не мыт

Грязный пол, – прямо срам!

А физический труд,

И сказать не могу,

Он убийственен тут,

Я скажу, не солгу:

На одной, на ноге

Мы, что цапли, стоим,

На углях, утюге

Всей подошвой горим.

Так всегда целый день,

Так всю жизнь, целый век,

Отстояли ступню,

Стали в роли калек,

А теперь я скажу

В заключенье всего —

На народ погляжу,

Есть ли тише его?

Эгоисты подряд,

Неподвижны ни в чём,

Рай создать норовят,

Да чужим всё горбом.

На хозяев своих

Я не в праве пенять:

Не тревожим мы их,

Значит, что нам и дать!

Дядя Влас

Дедушка Килун

Как на фабрике прядильной

Языком работал длинным

Дедушка Килун.

Языком весь век трудился,

Мастерам он полюбился, —

Милый старичок!

Прошло долго ли, коротко —

Поседела лишь бородка,

Подмастерьем стал.

Он живет себе, не тужит,

Мастерам лишь верно служит, —

Шепчет на ушко!

Ждал он смерти мирно-кротко,

Но случилась забастовка…

Дедушка притих.

А рабочие все дружно —

Килуна, кричат, не нужно,

Дайте-ка расчёт.

Управляющий смутился,

К бабам с речью обратился:

«Слушай, господа!

Расскажите, в чём тут дело?

Чтобы толком и умело.

Кто-нибудь один».

Бабы снова так же дружно —

Килуна, кричат, не нужно,

На своём стоят.

Гатчинский мужик Ф. Мор (Ф.Ф. Морозов)

Судьба

Деревня милая, прощай,

Гонит на чужбину

Злая мачеха судьба

Меня, сиротину.

На чужбине горек хлеб,

Дома никакого,

Три полоски у отца,

Батюшки родного.

Семь нас братьев у него

Да одна сестрёнка,

В два окошка без крыльца

Ветхая избёнка.

Уж давно грозит свалиться,

Требует отставку,

Да никак не заработать

Денег на поправку…