Прокурор - [13]

— Вы никогда в детстве не лазили в чужой сад?

— Я коренной москвич, Захар Петрович. Родился на Маросейке. Улица Богдана Хмельницкого теперь. Какие там сады…

— А я лазил. Попади я тогда в руки к человеку с вашими убеждениями, не знаю, как сложилась бы моя дальнейшая судьба, — с улыбкой закончил Измайлов. — У вас еще что-то?

— Да. — Глаголев взял другую папку. — Не поспешили мы, возбудив дело по факту обнаружения чемодана в радиомастерской?

— Почему вы так считаете? — спросил Измайлов.

— Тухлое это дело, Захар Петрович. Не найти нам владельца чемодана, это как пить дать. И тогда еще одно нераскрытое преступление, еще одна «висячка».

— А какие меры приняты?

— Да уж и не знаю, что еще придумать. Третий день милиция работает. Всем участковым инспекторам, милицейским постам раздали приметы неизвестного. Даже ГАИ подключили.

— Еще что?

— Предъявили Зубцову фотографии лиц, привлекавшихся ранее к ответственности за спекуляцию, и тех, кто состоит на учете в милиции.

— Не опознал, значит?

— Нет. Так что, скорее всего, хозяин чемодана не зорянский. И, видимо, смотался из города. Не объявлять же нам всесоюзный розыск. Да и кого искать? Ведь, кроме портрета со слов Зубцова, мы ничем не располагаем!

— Как это ничем? — удивился прокурор. — А изъятые вещи?

— На базу зорянского горпромторга все эти товары не поступали. Я самолично ездил, показывал образцы.

— Допустим, у нас в продаже их не было. Но ведь не с неба же они свалились? Их где-то взяли, может быть, со склада базы или с черного хода магазина. Украли, наконец! Вы задумывались над этим?

Измайлов почувствовал, что говорит излишне резко. Однако настроение следователя ему не нравилось, и скрывать свое отношение прокурор не собирался.

— Конечно, думал, — обиженно произнес Глаголев. — Но посудите сами: и джинсы, и майки, и сумки, что были в чемодане, — все заграничное. Как они попали к нам в Зорянск, одному богу, а вернее — черту, известно. Что же касается человека, оставившего чемодан у Зубцова, — тоже загадка… Как же мне решать задачу, где сплошь неизвестные? За что ухватиться?

— А Зубцов? — спросил прокурор. — Вы уверены, что он ко всей этой истории не имеет никакого отношения?

— Да как не верить, Захар Петрович? Все, ну, буквально все, с кем я беседовал, характеризуют радиомастера только с положительной стороны. И в управлении бытового обслуживания, и сотрудники рынка… Старший лейтенант Коршунов с соседями Зубцова говорил. Не пьет. Даже не курит… Потом, зачем ему связываться со спекулянтами? Мастер он отличный, зарабатывает двести — двести пятьдесят рублей в месяц. Жены нет. Живет у матери. У них свой дом, корова… Нет, не вижу я смысла для него лезть в сомнительные авантюры.

— И что вы предлагаете, Евгений Родионович?

— Прекратить дело.

— На каком основании?

Следователь задумался.

— Нет у нас такого основания, — сказал Измайлов, не дождавшись ответа.

— Тогда что делать дальше? — в свою очередь, спросил следователь.

— Искать преступника. Подумайте, речь идет о товарах на такую сумму. Больше десяти тысяч! Не мелкий спекулянтишка! Размах! Чувствуется серьезная утечка где-то. А возможно, тут и не спекуляция. Хищение или контрабанда.

— Хорошо, а если приостановить? — не сдавался Глаголев. — На основании статьи сто девяносто пятой, пункт три, Уголовно-процессуального кодекса… «В случае неустановления лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности…» Пусть милиция, оперативники скажут свое слово. Им, как говорится, и карты в руки.

— Значит, хотите переложить груз на чужую спину? Найдете — хорошо, а не найдете… — Прокурор недовольно покачал головой. — Так не пойдет, Евгений Родионович. Поймите, оперативная служба милиции — это глаза, уши, нюх нашего брата следователя. А вы — мозговой центр! И призваны, обязаны направлять их поиск. К вам подключен отличный работник, Коршунов. Недостаточно — попросим еще.

— Не знаю, зачем нам обрекать себя на заведомо бесперспективное дело? — вздохнул следователь. — Потом придется продлевать срок расследования, объясняться… Или вообще ляжет грузом, как нераскрытое. А отчетность… — Он не договорил, поднялся.

— Странно, Евгений Родионович, что вы не рветесь в бой. Молодой, только начинаете как следователь. А ждете, когда факты и улики сами свалятся с неба. Не ждать их надо, а искать… Другого пути нет. Ясно?

— Попробую, — с кислой миной ответил Глаголев.

Когда дверь за ним закрылась, Измайлов подумал, что, с одной стороны, доводы Евгения Родионовича были довольно серьезными — случай с чемоданом мог оказаться неразрешимой проблемой, с которой, увы, сталкиваются порой следственные органы. Продление срока предварительного следствия, нераскрытые дела… Для отчетности — вещь неприятная.

«Ох уж эта статистика! — невесело размышлял Захар Петрович. — Разве можно за цифрами увидеть настоящую картину? Особенно в работе следователя. Сколько сил, сколько бессонных ночей и напряженных дней требуется иной раз для разоблачения и поимки преступника! И кто потом помнит само дело, его конкретные обстоятельства? Только следователь. В отчетах же лишь цифры, безликие и бесстрастные… К сожалению, именно по ним часто судят о работе и следователей и прокуроров. Правда, на последнем Всесоюзном совещании лучших следователей Генеральный прокурор Союза ССР заявил, что о следователях будут судить не по статотчетам, а по конкретным делам…»