Проклятые экономики - [142]

Постепенно теряющие свои нефтегазовые доходы страны будут вынуждены искать новые экспортные возможности – а это, как мы выше неоднократно показывали, будет очень тяжело сделать: высокомаржинальные ниши будут поделены между игроками, которые много лет строили свою экспертизу и создавали адекватные трудовые резервы. Существенное снижение экспортных доходов будет приводить к дефициту импорта, съедать резервы, накопленные в период высоких цен на нефть, уже без надежды их восстановления. Местные валюты будут быстро девальвироваться, существенно снижая доходы бюджетозависимого большинства населения – это вызовет недовольство; у власти не окажется средств для покупки лояльности, и голос популистов зазвучит всё сильнее. Где-то это будут левые популисты, которые захотят предложить «венесуэлизацию»; где-то – жесткие военные хунты (как в Чили в своё время), которые неумолимо поведут свои народы к процветанию (правда, через репрессии и нищету); где-то возникнут иждивенческие режимы, которые будут ориентироваться на помощь развитых стран, полностью открыв остатки своей экономики для внешнего инвестирования и требуя за это обильного кредитования своих бюджетов (большая часть кредитов будет разворовываться на месте, но это не так страшно – приток иностранных инвестиций будет постепенно выправлять ситуации в этих странах).

Дешевые трудовые ресурсы определяют сегодня всю мировую экономику – именно на неравномерности в распределении стоимости рабочей силы строится феномен платформенного капитализма. Благодаря дешевизне трудовых ресурсов Китай сумел развить свою экономику и стать второй страной в мире по ВВП. За счет дешевизны трудовых ресурсов растут страны Юго-Восточной Азии. Страны Центральной Азии и некоторые страны Восточной Европы экспортируют свои трудовые ресурсы и зарабатывают за счет remittances – отчислений, которые «экспортированные» работники делают своим семьям на родину.

Но на дешевых трудовых ресурсах нельзя построить богатую экономику – в процессе развития ресурсы пропорционально дорожают. Китай на сегодня всего лишь сравнялся с Россией по ВВП на человека, а средняя зарплата в Китае уже несколько выше среднероссийской. Нетрудно предположить, что, когда ВВП Китая на человека подойдет к восточноевропейскому уровню, стоимость китайских трудовых ресурсов станет совершенно неконкурентоспособной, а роль мировой фабрики отойдет другим странам, отстающим от Китая в развитии на тот момент, – странам Африки, Индии, Бангладеш, Мьянме. Китаю предстоит пройти через масштабный кризис и либо суметь приспособиться к тому факту, что он перестал быть предпочтительным производителем (и даже сам стал закупать товары, которые ранее производил), либо пережить стандартные последствия конца ресурсного цикла. В зажатой административной системой КПК стране, в которой государство является основой экономики и потому эффективность инвестиций существенно ниже, чем в развитых странах, кардинально перестроить экономику, переведя ее на инновационные рельсы, будет крайне непросто, хотя Китай уже сегодня прилагает титанические усилия для повышения маржинальности производимых продуктов – движения в сторону сервисов, высокотехнологических разработок, встраивания в международные рынки сложных интегрированных решений.

Новые деньги оказались еще более значимыми, чем нефть, газ и все исторически известные нам до того ресурсы. Драгоценная смесь эффективной банковской системы и доверия к государству (доверия, созданного, в свою очередь, по понятному рецепту: одна часть большой успешной экономики, одна часть совершенного законодательства и правоприменительной системы, одна часть аккуратности в области финансового регулирования и осторожности в наращивании денежной массы, одна часть – открытости рынков) оказалась универсальным экспортным товаром, объем производства которого не ограничен, цена падает медленно, а себестоимость равна практически нулю. Ежегодно крупные игроки международного финансового рынка продают (зарабатывая синьораж) денег на несколько триллионов долларов. Бюджеты стран Западной Европы и США уже много лет держатся только на продажах этого ресурса, а многие другие страны эффективно пользуются тем же ресурсом для операций на внутреннем рынке (тот же Китай, например).

Сегодня, в 2020 году, кажется, что новые деньги являются неисчерпаемым ресурсом, частью нового мира, new normal экономики. Их использование «с умом», как мы сегодня видим, не приводит ни к их обесценению (доллар сегодня стоит дороже по отношению к корзине основных валют, чем 10 лет назад), ни к инфляции – товарная инфляция не превышает 2 % в год, что ниже средней инфляции периодов «до новых денег». Попытки независимых игроков (будь то создатели криптовалют или более мелкие страны) вступить в игру и «размыть» доминирование полудюжины крупных производителей валюты (США, ЕС, Японии, Великобритании, Швейцарии, отчасти – Швеции, Канады и Австралии) оканчиваются неудачей. Частные валюты остаются если не совсем пирамидами, то уж точно ничем не обеспеченными, плохо защищенными и плохо структурированными средствами платежа, пригодными разве что для того, чтобы до поры прятать преступные доходы (и правительства большинства стран вполне готовы их раздавить как ненужных конкурентов, стоит их рынку развиться чуть больше). Валюты стран, которым не удается сгенерировать достаточного доверия к себе на международных рынках, остаются волатильными и подвержены обесценению слишком быстрому, чтобы на их выпуске можно было строить долгосрочную модель пополнения бюджетов.