Прокляты и убиты - [294]

Вообще нет смысла говорить об обиженных и обидчиках ныне, после опустошительной войны, где, словно бы соревнуясь в жестокости, люди Земли сплошь и рядом доказывали, что они произошли все-таки от зверя и он в них не умер, не засох, не сдох, а лишь притаился, чтобы оскалиться, выставить клыки, как только почувствует добычу и кровь. Тот же Гиммлер, которого я чуть ли не в благородстве заподозрил, чуть ли не благодетелем своего народа почел, в конце-то войны, когда горячее под задом фашистских заправил почувствовалось, экую расправу учинил над немецкими солдатами и всеми бывшими окопниками, втянутыми самоздравными, спесивыми выкормышами фюрера, – по Германии рыскали батальоны эсэсовцев и под видом борьбы с дезертирами, мародерами и паникерами по приказу того же «благодетеля» Гиммлера вешали и расстреливали без разбору всех, кто прятался от войны, краха немецкого фашизма или деморализованный бродил по дорогам бедствия без призора и надзора. По приказу Гитлера затопленные в берлинском метро мирные жители, якобы «недостойные зваться немцами», – это ведь не выдумка наших киношников, это факты, уже сделавшиеся историей, позорной историей современного человека. В романе Рихтера «Не убий», написанном сразу после войны, в потрясающем фильме «Ярмарка», в книгах Генриха Белля, Ремарка обо всем этом поведано со страшной предостерегающей силой.

Дело Блюмкина, Дзержинского, Вышинского, Ежова, Берия, Гиммлера и его сподвижников живо и продолжается в деяниях Пол Пота, дядюшки Дока и прочих самопровозглашенных вождей, царей, королей и просто наглых авантюристов типа Гитлера – Сталина. Вот почему еще и еще, ежечасно, все время надо напоминать людям о том, что такое война и ее последствия, писать и писать о «прелестях войны», где не всем удается устроиться в комиссары иль «залечь» в сытой тыловой обозной части в качестве снабженца, агитатора иль хотя бы газетчика.

Но мне уже не хочется говорить и писать обо всем этом, выкормыши этих прихлебателей фронтовых бегают по митингам, снова борются, снова им крови горячей хочется.

Но Бог их еще вспомнит, найдет и покарает, как карает их вождей даже за гробом проклятьем и ненавистью народа, именем которого они клялись и правили свои темные и кровавые дела.

Вернусь уж лучше к солдатским судьбам – это милее, хотя и больнее сердцу. Живет, точнее, уже доживает в городе Ирбите Свердловской области инвалид войны Бармин Николай Васильевич, мою книгу ему читали, когда он был уж почти слепой, но успел еще пляшуще-волнистым почерком написать: «Боже! Какую Вы глыбу солдатской правды выворотили и на гору в одиночку вывезли. Реквием по убитым русским солдатам».

На войне Николай Васильевич угодил в ту самую – 2-ю Ударную армию Власова, которую не иначе как Сатана у Бога украл. О ней вот, о ее трагедии уж воистину никто правды не узнает, потому что это всеобщий позор армии, что звалась Красной, и ее доблестных руководителей. Не вся 2-я армия ушла в плен вслед за своим командиром, кстати, Героем Советского Союза, чуть было маршалом не сделавшимся. Была дивизия или две, командиры которых решили выходить из окружения по лесам и болотам. Они, эти несчастные дивизии, почти полностью погибли, большей частью от голода. «Но в лесу же человек по еде ходит!» – говорил Николай Васильевич, и, зная эту «еду», умея ее употреблять, он, раненный в обе ноги, вышел из окружения. Как вышел-то?! «С Божьей помощью! С Божьей помощью!» – утверждает солдат Бармин, верующий в Царя Небесного.

К нему, ползущему по болотистому лесу, вышел раненный в ногу конь. Убитых было много, солдат набрал перевязочных пакетов, приблизился к коню, поговорил с ним, погладил, замазал глиной рану ему и тоже перевязал…

Тогда конь опустился перед человеком, чтобы тот взобрался на него… и поехали бедолаги на восход солнца. Солдат с конем все разговаривал, разговаривал сиплым шепотом, чтоб тот не останавливался, не упал бы. Кормились вместе на лужайках и болотинах. Однажды наткнулись на дорогу, на ней машина, без горючего, в кабине раненый шофер. Какое-то время конь вез двоих раненых, но потом стал падать, и тогда второй раненый решил увести, украсть коня, но конь не хотел идти за христопродавцем, засопротивлялся, заржал, и злоумышленник решился застрелить конягу – чтоб никому. У Бармина был с собою пистолет, он заставил напарника бросить оружие и покинул его, уехал. «Но кровью брата своего, слава Богу, сам себя не запачкал».

После войны Николай Васильевич Бармин долго работал директором Ирбитской городской библиотеки. Ах, какая это была, да, наверное, и есть замечательная библиотека, созданная стараниями старого солдата и коллектива, который он выпестовал. На Урале не было сколько-нибудь заметного писателя, который не побывал бы у Бармина. Бывали там писатели из Ленинграда, Москвы и других городов. Я побывал в Ирбите, и эти так называемые «конференции» – самые лучшие, светлые в моей писательской жизни встречи с читателями. Ведь Николай Васильевич организовывал не просто обсуждение, но и чай с рябиной у самовара, рябину он собирал и варил сам. А как он солил грузди! Как настаивал «рябиновку»!