Проклятие виселицы - [14]

Она кивнула и поспешила в калитке в огромных воротах. Он смотрел вслед. Может, стоило предложить проводить её, просто ради безопасности. Он покачал головой, напоминая себе, что девушка всю жизнь бегает по этим дорожкам. К сожалению, она знает, как о себе позаботиться. А он отдал бы всё, чтобы увидеть в этих голубых глазах обращённую к нему мольбу о защите. Раф ощутил знакомую боль в горле. Глупо мечтать о ней, это только причинит ему боль, однако, как бы твёрдо он не решал выбросить её из своей головы, стоило лишь увидеть Элену, как вся решимость испарялась, словно капля воды, упавшая в ревущий огонь.

Раф уже прошёл полпути вверх по каменной лестнице, ведущей к Большому залу, когда за стеной послышался грохот. Не шум катящейся по камням повозки или плетущегося стада овец — топот быстро скачущих вооружённых всадников. Этот звук всегда означал неприятности. Раф уже слышал цоканье железных подков по камням, ржание резко осаживаемых лошадей. Он начал спускаться по ступеням. В высокую деревянную дверь оглушительно застучали, и все собаки поместья дружно принялись лаять и выть.

Привратник Уолтер, услыхавший стук, открыл маленькое зарешеченное окошко в обитой железом двери — узнать, в чём дело. Полученный ответ заставил его помчаться отпирать ворота. Едва он успел их распахнуть, как во двор рысью въехали пять всадников. Уолтер крикнул конюхам и побежал вперёд, чтобы взять поводья, которые главный бросил ему, выпрыгнув из седла.

Лошади вращали глазами, нервно били копытами. Раф тут же увидел причину их беспокойства. Позади одного из животных было привязано что-то, тащившееся по земле. На мгновение ему показалось, что это пара жердей с каким-то тюком, прикреплённым меж ними, так могли перевозить связку вяленой рыбы или сноп сена. Но когда лошадь дёрнулась в сторону, протащив за собой бесформенный тюк, Раф увидел на выбеленных морозом камнях смазанный след алой крови.

Это была не связка вяленой рыбы. К лошадиному хвосту длинной верёвкой, обвивавшей запястья, был привязан человек, или вернее то, что осталось от человека после того, как его протащили лицом вниз по промёрзшей булыжной дороге. Остатки изодранной в клочья одежды несчастного налипли на на израненные руки и ноги. Каждый дюйм кожи разбит и разодран так, что плоть напоминала кусок свежего сырого мяса на разделочном столе мясника.

Старый Уолтер молча таращился на безжизненное тело, в ужасе раскрыв беззубый рот. Потом перевёл растерянный взгляд на Рафа, молча спрашивая, что теперь делать. Раф жестом приказал ему отойти. Пока они не узнают, что произошло с этим человеком, благоразумнее не вмешиваться. Скорее всего, он волчья голова [10], разбойник или убийца, схваченный этими людьми, и они тащат его тело к шерифу, чтобы получить награду. Кем бы этот человек ни был, ему уже не помочь.

Незнакомец, спешившийся первым, уже шагал к лестнице, ведущей к Большому залу, стряхивая с тёмно-синего плаща пыль долгой дороги. Он остановился на площадке перед ступенями, глядя прямо вверх, на Рафа.

Раф осторожно преодолел последние несколько ступенек, его взгляд, как у любого бывалого солдата, оценивал не лицо чужака, а положение рук относительно висящего на поясе меча. Но пальцы незнакомца не подбирались ни к клинку, ни к кинжалу, свисающему с ремня. Вместо этого он не спеша, небрежно снял кожаные, отделанные золотом перчатки — словно стоял в своём доме, у очага.

Он был не столь высоким, как Раф — таких найдётся немного — но недостаток роста восполнялся шириной костяка, бычьей шеей, жилистой и толстой, и мощными квадратными плечами — результат многих лет обращения с тяжёлым массивным мечом и боевым копьём.

Воспоминания не всегда успевают за взглядом, но ещё до того, как в памяти всплыло имя стоящего перед ним, Раф почувствовал дрожь омерзения. С тех пор, как они в последний раз виделись, этот человек набрал вес и растерял последние остатки волос, но невозможно было забыть выражение злой усмешки в этих серых глазах на обожжённом солнцем лице, почти бесцветных, как след от слизняка.

— Осборн из Роксхема. Милорд.

Эти слова надлежало сопроводить поклоном или хотя бы склонить голову — любезность, подобающая любому высокому гостю — но спина Рафа внезапно стала негнущейся.

— Что привело вас к нашему дому, милорд? Если вы явились навестить моего хозяина, боюсь, уже слишком поздно. Разве вы не слышали...

— Что Джерард мёртв. Разумеется, слышал. Помню, он был неплох в бою.

Непочтительность Рафа, которая привела бы в бешенство кого угодно другого, похоже, только позабавила Осборна. Борода подёргивалась, как будто скрывая ухмылку. Через двор к нему направлялись ещё два человека, помоложе. Осборн обернулся к ним.

— Рафаэль, вы, должно быть, помните моего младшего брата Хью. А это Рауль, он присоединился к нашей компании недавно.

Раф так крепко сжал зубы, что они только чудом не раскрошились. Он едва взглянул на Рауля, всё внимание сосредоточилось на брате Осборна.

Хью небрежно кивнул Рафу, каким-то образом ему удалось вложить в этот жест глубокое презрение. Но спина Рафа упрямо не желала гнуться.

Хью отличался более хрупким телосложением и более короткими руками, лицо чисто выбрито. В отличие от Осборна, он мог похвастаться гривой чёрных, как вороново крыло, волос. Он, без сомнения, нравился женщинам. Черты его лица были изящнее, чем у брата, и казались старательно вырезанными искусным ремесленником, а лицо Осборна словно грубо вырубил неумелый подмастерье. Увидев их порознь, трудно заметить фамильное сходство, но когда братья стояли рядом, братские узы проявлялись безошибочно. Казалось, Хью научился замашкам у брата, но исполнял их смущаясь и неловко, как маленький мальчик, идущий в поношенных ботинках старшего. Сейчас на лице Хью повисла та же с трудом скрываемая ухмылка.