Проклятие Слизерина - [47]

Том неопределенно пожал плечами.

— Он не оговаривал определенного времени, просто сказал «завтра»… то есть уже сегодня.

— Так чего мы сидим? – возмутился Антонин. – Может, он уже перевел.

— Нет. Элджи уже спрашивал, а Сенектус только злится, что торопим.

Августус согласно кивнул.

— Тогда разумнее всего ждать пока он сам не подойдет.

Так они и поступили. Сразу после обеда Сенектус объявил, что теперь они могут ознакомиться со школой еще раз, но теперь уже самостоятельно. Большинство однокурсников Тома не упустили такой возможности, и метнулись на свежий воздух, в сторону поля для квиддича, которое Сенектус так и не удосужился им показать. Антонин и Элджи тоже рвались со всеми, но Августус замешкался, а Том вообще не понимал, что означает квиддич.

Сенектус дождался пока первокурсники разбредутся, как бы невзначай подошел к Тому, равнодушным тоном старосты спросил:

— Кажется, ты обронил?

Он отдал злополучную тетрадь в черной потертой обложке, и, не дожидаясь ответа, удалился из Большого зала. Антонин и Элджи раздосадовано переглянулись.

— Поле для квиддича ведь никуда не денется? – спросил Элджи с надеждой.

— Определенно.

Том собрался открыть тетрадь, но Августус остановил.

— Мы же не можем читать это здесь. Вокруг преподаватели и другие ученики.

— Тогда идем в Общую гостиную, – предложил Антонин. – Наши все отправились на поле для квиддича, а другие курсы на занятиях.

К сожалению, в Общей гостиной они обнаружили Лацивию и Белладонну – девочку с жидкими косичками, – по–видимому, их квиддич не интересовал. Тогда мальчики, стараясь не привлечь внимания, поднялись в спальню, но даже она показалась ненадежным местом, потому все четверо перебрались в ванную.

Антонин недоверчиво выглянул в спальню, надежно запер дверь на щеколду, лишь затем вернулся к остальным. Том раскрыл тетрадь на нужной странице, извлек вложенный лист пергамента, на котором Сенектус и написал перевод, протянул его Августусу. Они сели в круг под шарообразным светильником, словно на тайном собрании, придвинулись ближе друг к другу, Элджи изнывал от нетерпения.

— Августус, читай же.

Августус обвел всех сдержанным взглядом, прокашлялся, потом склонился над пергаментом, и принялся читать немного нараспев:

Трактат «О чистокровности волшебников»

Раздел «Мифы и легенды»

Очерк «Проклятие Салазара Слизерина»

«Тогда Салазар Слизерин заточил Гнев свой в Комнате Тайн, скрепив вход четырьмя печатями непокорности.

— Никто не посмеет тронуть их, покуда за дверьми заточен Ужас. Но минет десять поколений прежде, чем родится Тот, что осиротеет при живом родителе, Тот, что черен, как смоль, и бел, как снег, Тот, чей путь – конец и начало. По Его велению первую печать сорвет отец отчаянный, вторую – сестра добрейшая, третью – дочь мудрая. Сам Он Словом своим разрушит четвертую печать и освободит Гнев мой, и Я нареку Его Наследником. Так сказал Я, и так будет».

В ванной воцарилась гробовая тишина. Том замедленно выпрямился, сквозь легкую рубашку почувствовал холод каменной стены, к которой незаметно для самого себя прислонился спиной. Этот холод настырно проникал внутрь, беззастенчиво обволакивал колотящееся сердце.

ГЛАВА 7: Статуи основателей Хогвартса

Том поморщился, надоедливый солнечный лучик всерьез вознамерился поднять его с постели. Он сладко зевнул, наслаждаясь полудремой, когда в сознании промелькнуло воспоминание о вчерашних событиях, Том едва не застонал в голос. До самого вечера Антонин и Элджи наперебой обсуждали пророчество, предлагали свои варианты трактовок, тех, кто должен снять три печати, более того – предполагали, кто такой Наследник, и вообще в чем его предназначение. Августус усердно старался делать вид, что ему все равно, но Том замечал на его лице некую задумчивость и даже рассеянность, которой не было прежде.

Том отмалчивался и постоянно думал, поскольку решительно не знал, что делать. Он так и не осмелился рассказать друзьям о том, что Салазар Слизерин является его предком, ведь тогда придется рассказать и о Крестной, и о приюте, и об отце… а этого Том хотел меньше всего на свете.

В голове занудно свербели слова пророчества Слизерина, которое он многократно перечел перед сном. «Тот, что осиротеет при живом родителе». Неполные двенадцать лет, что прожил в приюте, Том часто сталкивался с нежеланием сестер–монахинь распространяться о прежних семьях сирот. Этот негласный закон приюта «Сент–Кросс» выполнялся всеми неукоснительно, потому‑то Том никогда и не спрашивал о своих родителях. Лишь однажды усталый и потерявший бдительность отец Клемент проронил несколько скупых фраз, из которых Том заключил, что мать его умерла при родах, но успела дать ему имя и фамилию отца.

В тот же день, когда узнал, что он волшебник, Том сознательно отыскал в фолианте «Родословные волшебников сквозь века: самодополняющееся пособие» и свое имя, и имена родителей. Тогда же он понял, что отец жив и здоров, поскольку напротив имени отсутствовала дата смерти. И в голове сразу же возникло множество вопросов, на которые Том не мог найти ответов. Но лишь когда оказался невольным свидетелем разговора Крестной и тетушки Дотти, Том понял, по какой причине отец за столько лет ни разу не вспомнил о нем. Признаваться в этом Том не желал даже самому себе, и уж тем более друзьям…