Проклятие пятого уровня - [30]

– Я подумаю, – говорю я честно, поскольку еще не знаю, что будет из себя представлять ее рассказ.

– Ты узнал, что у меня была связь с Вольским, но ты не знаешь деталей, – начинает хейвенка. – Видишь ли, когда его назначили советником, я как раз была свободна и сразу обратила на него внимание. Он был выскочка с амбициями и хорошо подвешенным языком, и он, я сразу это поняла, был человек со стороны. Я решила, что надо ловить момент, пока не поздно. Он примерно моего возраста, и я не сомневалась, что смогу произвести на него впечатление. В общем, все вышло по-моему. Он приблизил меня к себе, а я понемногу вытягивала из него информацию. Так продолжалось чуть больше года. И знаешь, что я тебе скажу, Андрей? За этот год я так и не поняла, сколько правды было в его словах о любви ко мне. Он действительно был мастер заговаривать зубы – нас, женщин, вообще легко поймать на этом, а вот в правительстве у него это выходило не так успешно.

Оксана делает паузу, чтобы я переварил последнюю фразу, которую она, похоже, считает очень важной.

– Вот так. Обычно я так долго никого не удерживаю, но Вольский был полезным человеком. Но за год он мне уже совершенно надоел, я хотела чего-то нового, свежего. В общем, я говорю ему: Дима, с тебя хватит. Ты хороший, но бывают и лучше. Извини, но что было, того не вернешь. Он сначала это всерьез не воспринял, думал, я поломаюсь и вернусь. Через несколько дней он позвонил мне в гостиницу, я его послала – говорю, завтра уезжаю, а куда – не твое дело. Вечером он буквально ворвался ко мне в номер. Я хотела его прогнать, и тогда он это сказал. Знаешь, что он сказал?

Я понял, что в этот раз это действительно вопрос и ответил:

– Нет, не знаю.

– Он сказал так: если ты уйдешь, то заинтересованные лица узнают, кто ты такая на самом деле и кто такие Андрей Шалькин, Борис Барков и Иван Шиловский. Потом подумал и добавил: а если я узнаю, что ты что-то сообщила наверх, на следующий день президент сделает заявление на всю страну. Понимаешь, он так смотрел, когда это говорил, что я испугалась. Я должна была поговорить с Эйносом, но я этого не сделала. Не знаю, как он мог бы об этом узнать… Ты думаешь, Андрей, это глупо? Я в самом деле боялась, что он объявит о нас на всю страну, и все из-за меня. Скажи, ты не веришь, что он мог это сделать?

– Не знаю.

Заявление Зигел так обрушилось на меня, что я действительно не мог сразу ничего сообразить. Значит, советник знал… И что он мог сделать? Какие у него были доказательства, чтобы разоблачить нас, чтобы ему поверили? Насчет президента – это все-таки блеф, тем более на следующий день и на всю страну – глупости! А вот насчет «заинтересованных лиц»… Так или иначе, кто-то все же это сделал, черт побери! Кто-то знал и знает о нас, а разболтал один из наших же. Вот дерьмо!

– И что было дальше?

– Я осталась с ним. Я хотела выяснить, откуда он все это знает, но Вольский больше ни разу ничего такого не говорил. Понимаешь, я полностью потеряла над ним контроль. Может, я его никогда и не имела, не знаю. Я и себя уже плохо контролировала… Вот так. А через несколько дней я решила его убить.

Снова пауза, чтобы я осмыслил фразу.

– Андрей, я хочу, чтобы ты понял. У меня даже нет лучемета, и я никогда не стала бы нанимать киллера, чтобы застрелить его через стекло бронированной машины. Нет! У меня даже нет для этого связей. Мой план был совсем другой. Вольский собирался прийти ко мне в номер. Мы бы выпили, я бы подсыпала ему в бокал один порошок. Потом он бы развеселился, стал буйным, накинулся бы на меня. Я выхожу на балкон. Он под действием той смеси окончательно возбуждается, снова пристает ко мне, я делаю одно неловкое движение, и он летит с балкона вниз. Я даже рассчитала, что в соседних номерах должны услышать мои крики, а слева в это время на балконе один тип обычно курил, он бы подтвердил, что Вольский был пьян, начал приставать к женщине, ну и… В общем, все было продумано и подготовлено. Но в тот вечер он не пришел.

Зигел остановилась. Я хотел ее как-то успокоить и подбодрить, но она продолжила сама:

– Он, конечно, не мог ни о чем догадаться. Не знаю почему, но он не появился. На следующий день он крутился в Белом доме, потом сам позвонил мне, культурно так извинился и обещал зайти. Я решила, ничего страшного, не вышло вчера, получится сегодня. Но ничего опять не получилось – он так и не доехал ко мне.

– Почему?

– Его застрелили. Именно в этот день, вот так. Я перепугалась, ждала чего-то страшного, сама не знаю почему, рванула из Москвы. Ничего не случилось. Я решила не говорить ничего Эйносу. А потом – это покушение на Баркова.

– Значит, ты хочешь сказать, Эйнос ни о чем этом не подозревает?

Молчание – почти полминуты.

– Ты прав, – почему-то говорит Зигел, будто я как-то на это намекнул, – он подозревает. Он не может знать ничего точно, но догадывается. И знаешь, что я скажу? Он давно уже думает, что среди нас есть предатель. Дело не в советнике и не в покушении. Это только последняя капля. Я думаю, здесь уже давно… нечисто.

Может быть, она права. Может, и в самом деле предательство имеет глубокие корни. Если так, трудно даже представить, каких масштабов оно могло достичь.