Проклятие – миньон! - [39]

Неожиданно открывшаяся во мне страсть к работе лорда-распорядителя меня радовала и удивляла одновременно. Какое счастье, что вчера я не запомнила состав своего белого крыла, сейчас мне приходилось узнать двадцать девять имен, потому что Дэни ван Сола я уже, опять же, к счастью, знала. Ему тоже с этим повезло, не желая напрягаться сверх необходимости, я назначила его своим помощником и правой рукой, чем, судя по всему, заслужила его пожизненную верность и расположение. Ведь всем известно, что лучше быть лучшим из худших, чем худшим из лучших.

У печи, утопленной в стену, хлопотал давешний горбун. Он меня не узнал. Мазнул равнодушным взглядом. Глаза у него были мутными и довольно страшными. Хорошо, что в ночь черного полнолуния я не видела его лица вблизи – точно лишилась бы чувств.

– А что вы подразумеваете под куртуазностью, мой лорд? – дождавшись, пока я закончу беседу с помощником кастеляна, ко мне почтительно приблизился ван Сол.

– Какое значение вкладываешь в это слово ты?

– Ну, – он помялся, – учтивость, правила, манеру поведения, любовь к прекрасной даме.

– Мы сосредоточимся на любви.

– Поясните свою мысль, мой лорд.

Мальчишка покраснел и напрягся, видимо, то, что стоял он передо мной закутанный в тонкую льняную простыню, уверенности не добавляло.

– На высокой куртуазной любви, цыпленок, на преданной любви, так похожей на отношение верного вассала к своему сюзерену. Мы отдадим нашей даме, нашей Авроре, всю любовь, которой она достойна.

– Спящий, храни королеву, – пробормотал ван Сол. – Но, граф Шерези, все четыре крыла будут демонстрировать то самое чувство.

– У высокой любви есть обратная сторона, впрочем, она есть у чего угодно… – Его бормотание я проигнорировала, продолжая свою такую важную и мудрую мысль.

– Лорд имеет в виду любовь плотскую?

Тут уж покраснела я. Ардерские мужчины могут думать чем-то, что находится выше талии? Хотя и я хороша со своими пространными рассуждениями.

Я вздохнула:

– Через пять дней, Дэни ван Сол лорд Дювали, мы покажем благодарной публике аллегорическое представление, прославляющее нашу даму.

– Но ведь крыло лорда Доре уже выбрало для своего экзамена такую форму.

– Они выбрали музыку, и поверь, репертуар достойнейшего лорда Доре я знаю лучше всех в этом королевстве.

Тут я подумала, что исполни Станислас песенку про фею и шута, сорвал бы все аплодисменты мира.

– Значит, петь нам не придется? – облегченно переспросил Дэни.

– Разумеется, нет, – я похлопала его по выглядывающему из-под простыни костлявому плечу, – вы будете танцевать.

Оставив ван Сола переваривать свалившуюся на него информацию, я. устремилась в центр залы, где назревала драка. Двое мальчишек – смуглый Лайон и веснушчатый рыжеволосый Перрот – не поделили какой-то серый булыжник. Утихомирив цыпляток подзатыльниками и угрозами, я схватила предмет их спора:

– Это что?

– Пумекс, мой лорд, – ответил Перрот, глаза у него были зеленые, почти как у Патрика, – в моих краях его еще называют пемза.

– Для чего его используют?

– Оттирают пятна, с которыми не справляется мыло.

Лайон перебил товарища:

– А еще, если дама желает, чтоб ее ножки были нежными и мягкими, она обрабатывает пяточки пумексом и втирает затем ароматические масла.

Я посмотрела на пумекс. Он был очень легким, несмотря на внушительный, с мой кулак, размер, и пористым, как застывшая в камень молочная пенка. В Шерези о таком и не слыхивали. Я испытала легкий укол патриотичной обиды. Можно подумать, в столице обо всем слыхали. Возьмем, к примеру, мой начавший взрослую жизнь коко-де-мер. Если бы не моя маленькая родина, сей экзотический плод так и остался бы недооцененным. И пустое, что оценила его в полной мере только я, его удобство, изящную форму и способность не проваливаться в штанину при ходьбе. Кто может заменить мне тебя, о мой верный… гмм… коко? А заменять, к слову, придется. Вчера, когда я барахталась на кровати с плененным ван Хартом, он в два счета мог бы понять, что в модных штанах у меня гуляет ветер, и это я сейчас не о безденежье. Так что графу следует вернуть себе мужское достоинство.

Я еще раз посмотрела на пумекс, ковырнула его ногтем, повертела. Он достаточно шершавый и мягкий, я без труда придам ему нужную форму и размер.

– Чтоб решить ваш спор по справедливости, я изымаю эту вещь, – сообщила я парням, ощущая себя величайшим тираном современности, – извольте разобраться со своими пятнами и пятками, не затевая драку.

И удалилась, и засунула пумекс в карман камзола, спрятавшись за кадкой, и ни капельки не переживала по поводу недостойного дворянина воровства. Правильно говорят – власть развращает, со мной она делала это молниеносно.

Дальше время побежало со скоростью выпущенного из арбалета болта. День промелькнул как миг, только поздно вечером я наконец выдохнула, присев на постель Патрика и вытянув ноги. Новое графское достоинство переменам поз не мешало, я придала ему форму, просто стесав лишнее о стену, и отшлифовала мелким белым песком, которым посыпали дорожки внутреннего замка. Пумекс был легким, легче своего предшественника, но таким же удобным, а также отличался в лучшую сторону хотя бы тем, что не боялся влаги и не мог неожиданно одарить меня потомством.