Проклятие любви - [30]

По губам его скользнула легкая улыбка:

— Я думал об этом, но мой способ мне нравится больше.

Его взор был прикован к ее губам.

— А теперь хотите, чтобы я поцеловал вас по-настоящему, Райна Этчевери?

— Нет! — запротестовала она.

Эти ласки вызывают сладострастные ощущения, сеют в душе смятение. В его глазах на сей раз девушка увидела что-то новое, чего не было в них прежде. Это был хищник, но не тот, который охотился за ней в лесу, а тот, который жаждал ее тела.

— Вы моя, Райна, — проговорил он и коснулся рукой ее ягодицы.

Девушка отодвинулась, стараясь избежать прикосновения его пальцев, но это было невозможно.

— Максен, ради Бога…

— Не Эдвин, — продолжал он, — не Томас…

Он медленно водил рукой по бедрам, по животу девушки и, наконец, добрался до груди.

— Моя!

Страх и новые незнакомые ощущения нахлынули на Райну, и она начала отбиваться, но вскоре остановилась, опасаясь причинить раненому боль.

— Отпустите меня, Максен, — умоляла она. — Вы больны и…

— Я долго был болен, — отозвался рыцарь.

Пот выступил на его лбу. Положив руку на ее грудь, он коснулся соска большим пальцем:

— Слишком долго…

И вновь Райна испытала незнакомое чувство, близкое к блаженству, когда ее ласкали пальцы мужчины. Ей раньше казалось, что она не способна испытывать наслаждение. В низу живота родилось сладкое тянущее ощущение, по телу разлилась приятная истома. Девушка, закрыв глаза, отдалась во власть телесной радости, какой не давал ей ни один мужчина. Это было больше, чем поцелуй, больше, чем прикосновение…

Тут таилось обещание чего-то удивительного, неизведанного. И опасного, поскольку оно исходило от норманна. Это мигом отрезвило ее.

— Нет! — воскликнула она. — Вы не хотите этого, вы не хотите меня!

Райна испытала облегчение, когда он убрал свою руку с ее груди. Но тут он начал поднимать подол платья.

— Вспомните Томаса! — в отчаянии напомнила она.

Рыцарь сверкнул глазами, и мгновенно желание покинуло его.

— Никогда я его не забуду. И вы тоже.

С этими словами норманн скатился с нее и улегся на спину.

Райна соскочила с постели, понимая, что сейчас ей лучше быть от него подальше. Она отошла настолько, насколько позволяла цепь, и обхватила себя руками.

Максен не отводил от нее глаз, но лицо его оставалось непроницаемым. Он, очевидно, был слишком утомлен. Отвернувшись, рыцарь закрыл глаза.

Низ его живота ничем не был прикрыт, и, скользнув взглядом, девушка успела заметить светлую плоть, покоящуюся в гуще темных вьющихся волос, твердые мускулистые бедра, еще мгновение назад не дававшие ей встать. Стон Максена заставил ее взглянуть на раненого.

Хотя рыцарь и не говорил ей об этом, Райна и так видела, как тот страдает. Неужели то, что он проделывал с ней, причинило ему мучения? Она стояла в нерешительности, не зная, что предпринять: прийти ему на помощь, как требовало сердце, или не подходить и не подвергать себя опасности, как предупреждал ее разум. Возобладало самосохранение. Девушка обошла постель и подошла к столу:

— Послать за Кристофом?

Он не ответил, а потом заснул.

Райна стояла, глядя на норманна. Что означают эти чувства, что он разбудил в душе? Как мог человек, которого она убежденно ненавидела, затронуть незнакомые, волнующие струнки в сердце? Почему она почувствовала так, как должна была себя чувствовать только с Эдвином? Почему? Она все еще стояла у стола, размышляя, когда из-за ширмы появился сэр Гай.

Ни слова не говоря, сэр Гай взглянул на девушку, отметив про себя, что на ней нет почти никакой одежды, затем подошел к постели:

— Лорд Максен хорошо спал? — он накрыл простыней своего хозяина.

Очнувшись, саксонка бросилась к сундуку, на котором лежало платье, и начала лихорадочно надевать его через голову. И когда юбка прикрыла ноги, опустившись до пола изящными складками, она ответила рыцарю, завязывая пояс:

— Он недавно проснулся.

— Ему было больно?

Подняв голову, она увидела, что сэр Гай пристально на нее смотрит.

— Ваш хозяин скрывает это, но, я полагаю, он страдал.

— О чем говорил лорд Максен?

Райну этот вопрос застал врасплох, но она тут же нашлась:

— Почти ни о чем. Упомянул только, что я могла подмешать в вино отравы.

— Понятно.

Райна оскорбилась:

— Почему же? Потому, что я саксонка?

Обойдя кровать, Гай положил руки ей на плечи:

— Потому, что один Пендери уже умер из-за вас.

Девушке уже изрядно надоели эти обвинения:

— А сколько моих соплеменников погибло из-за него? Сколько невинных душ он загубил во имя незаконнорожденного герцога норманнского? — возразила она, кивнув головой в сторону Максена.

Гай сверкнул глазами:

— В битве много саксов полегло от его разящего меча, но милорд раскаялся и замолил грехи, проведя два года в монастыре.

— Замолил грехи, раскаялся, — презрительно повторила Райна. — Да он насмехался над Господом, переодевшись в монаха, притворившись святым, чтобы обмануть Эдвина, его сторонников и меня. Ваш хозяин забыл о Боге!

Сэр Гай нахмурился:

— Вы ошибаетесь. Максен был настоящим монахом. До тех пор, пока за ним не прислали гонца, он жил в монастыре, и если бы не смерть Томаса, Пендери-старший проводил бы дни и ночи в молитвах.

До этого ей как-то не приходило в голову, что Максен и впрямь мог принадлежать к святому братству. Она-то думала, что он притворился, что тонзура на голове — всего лишь жертва, принесенная во имя мести.