Проклятие Ивана Грозного. Душу за Царя - [84]

Демону тоже нужна еда. Наши грехи, наша подлость, наша ложь... Ему неприятно, когда сын боярский, отвергнутый любимой, не пожелав спасаться без неё, кинулся в огонь, обмотав голову мокрым кафтаном, и вынес девушку, пусть без сознания, но дышащую, живую. Зато сытно, раз её жених, желанный, так картинно махавший ножом на людях — мчался по дымным улицам, сбивая не успевших посторониться погорельцев, спасая себя, махнув рукой на невесту.

Опричники встали, сплетя руки, живым забором перед городскими воротами, не допуская давки. Их товарищи выхватывали из-под ног обезумевшей от ужаса толпы детей и взрослых, слабых и упавших. Горечь на проявившихся уже губах демона...

Ключник воеводы Бельского, заботливо суетившийся, когда его господина на носилках снесли в подклеть, подальше от приближающегося пожара, тихой тенью проскользнул вскоре мимо двери, незаметно задвинул запор. И — во двор, оттуда на улицу, в толпу, стараясь не звенеть сумой с украденными в палатах воеводы золотыми и серебряными блюдами. Пусть и не дошёл ключник до ворот, пусть принял смерть от рухнувшей на голову горящей балки... Всё равно — сладко, и Риммон облизнул уже покрывшиеся кожей губы сочащимся кровью языком.

Люди, люди...

Люди метались по улицам, подобные стаду перепуганных овец. Пастухи-опричники — их не более двух сотен было здесь у царя, но, казалось, тысячи носились от двора к двору — в тёмных рясах, как повелел государь при создании опричнины, с тёмными от пепла и горя лицами.

Текли на север плачущие человечьи реки. А царь Иван оставался в центре города, на Торгу, наблюдая, как плотники ломают деревянные навесы над купеческими прилавками, чтобы огню не хватило пищи по дороге на Кремль.

Не успели.

Вспыхнули ещё не сорванные тканые пологи. За ними — доски, просушенные на майском солнце.

   — Не успели, государь, — прохрипел Малюта Скуратов. — В опалу готов, но сейчас буду выводить тебя из города. Не гневись, надёжа!

   — Не успели... Едем, Малюта! Но — через слободы, чтобы людям помочь...

На улицах Стрелецкой слободы было просторно. Привычка к исполнению приказов заставила стрельцов вывезти семьи загодя, ещё до того, как крымцы подошли к городу. Но и здесь были задержавшиеся.

Лекарь Бомелий неторопливо подъехал к царскому отряду.

   — Сколько людей погибло, — услышал Малюта шёпот за спиной, — а этому как с гуся вода!

Царёв палач был готов согласиться с говорившим.

   — Скажи, Елисей, — сказал царь. — Почему Господь прогневался на меня? Сколько лет крымский хан не смел перейти южные рубежи Руси, а в этот год... Почему, Елисей?!

   — Знаете ли, ваше величество... — Бомелий в поисках ответа сделал паузу.

И смог не отвечать.

Потому что навстречу опричникам вышел демон Риммон. Уже с телом, но не успевший завершить преобразование и надеть привычную личину ливонца Розенкранца.

Опричники увидели двуногую тварь, с лоснившейся синеватой кожей, с перепонками между кривыми пальцами на руках и ногах. Глаза демона отсвечивали зелёным, изо рта свешивался змеиный тёмный язык.

   — Демон!

Многоголосый крик слился с треском выстрелов из пистолей. Свинцовые пули чавкающе входили в тело Риммона. Синяя кожа демона пружинила, отбрасывая тёплые шарики обратно, в дорожную грязь.

   — Со мной крест животворящий!

Иван Васильевич рванул с груди крест, который, по вере, мог и мёртвого оживить. С крестом в вытянутой руке послал коленями коня вперёд, на демона.

Он верил! Этот мерзкий человечишка, недавно своими руками убивший родного брата, только что не купавшийся в крови, — верил в своего Бога!

Или раб — или мертвец, иной судьбы царю этой страны Риммон не желал.

Лапы синей твари приподнялись, когти выдвинулись в сторону Ивана Васильевича. Демону не жалко части тела. Отброшенное отрастёт вновь, а вот царь, пронзённый, как дротиками, шестью острыми когтями, более не воскреснет.

Воин, невидимый и странный, явился ниоткуда. В старинных доспехах, что можно увидеть только на иконах, изображающих святых и великомучеников, при жизни бывших воинами.

Он не обнажил меч. Не отстегнул от седла мирно стоящего рядом коня копьё.

Посмотрел на замершего демона с дальнего конца улицы.

Потом перевёл взгляд на царя.

Пальцы, унизанные перстнями — на животворящем кресте. Но глаза Ивана Васильевича с отчаянной надеждой глядят на чернокнижника Бомелия. Неужели ты человеку веришь больше, чем Богу, государь?

Риммон видел то же, что и невидимый воин. Читал мысли царя. Думал.

Адская тварь раздвинула пасть (так улыбается крокодил), прошипела воину Господа:

   — Не надоело, подобно хозяину твоему, в спасителя играть?!

И исчезла. Потому что царь с такими мыслями мог пригодиться Риммону. Живым пригодиться.

Для царя Ивана всё виделось иначе.

Демон был — и пропал. А неведомого воина государь и вовсе не видел. Архангел Михаил является только людям праведным.

   — Морок это всё, морок! — взревел государь.

   — Прочь из Москвы!

Малюта Скуратов ожёг коня плетью, взмахом руки приказал опричникам сомкнуться вокруг Ивана Васильевича.

Под грохот копыт по не выгоревшему ещё деревянному уличному настилу Елисей Бомелий пытался объяснить царю произошедшее: