Проклятие или дар - [10]

Главная сложность любви к Луизе заключалась в том, что мы были с ней лучшими друзьями и входили в одну компанию. Я никогда не признавался ей в любви, даже не говорил, что она мне нравится. Мы были просто приятелями.

В тот вечер я был у нее дома: мы сидели у нее в комнате и слушали Rattus Norvegicus[6], первый альбом группы Stranglers[7]. Это самое начало панка, и все было таким волнующим: возможности – в музыке и во всем прочем – казались бесконечными.

Наконец настало время возвращаться домой, и она решила проводить меня. Мы держались за руки самым невинным образом. До моего дома нужно было идти минут десять.

Луна ярко светила, мир, окружавший нас, потерял краски. Было тепло.

Мы дошли до моего дома. Увидели в окнах огни, и остановились на дорожке, обсуждая группу, которую я собирался создать. Входить мы не стали.

А потом мы решили, что теперь я должен проводить ее домой. Она рассказала мне о том, что ссорится с младшей сестрой, которая таскает у нее косметику и духи. Луиза подозревала, что сестра занимается сексом с мальчиками. Сама она была девственницей. Я тоже.

Мы остановились на дороге перед ее домом, под желтым уличным фонарем, посмотрели друг на друга… на желтые лица и черные губы.

И улыбнулись друг другу.

А потом просто шли, выбирая тихие дороги и безлюдные тропинки.

В одном из новых домовладений тропа повела нас в лес, и мы пошли по ней. Тропа была прямой и темной, однако огоньки далеких домов сверкали как рассыпанные по земле звезды, и луна надежно освещала наш путь. Однажды мы испугались, когда что-то запыхтело и зафыркало перед нами. Осторожно продвинувшись вперед, мы увидели барсука, рассмеялись, обнялись и продолжили путь, разговаривая о всяких пустяках – о своих желаниях, мечтах и мыслях.

И все это время я хотел поцеловать ее, погладить груди, а может быть даже и запустить ей руку между ног.

Наконец я увидел удобное место. Над тропой нависал старый кирпичный мост, мы остановились под ним и я прижал ее к себе. Ее губы приоткрылись навстречу моим.

И тут она неподвижно застыла и похолодела.

– Привет, – сказал тролль.

Я выпустил Луизу из объятий. Под мостом было темно, и тень тролля заполняла собой мрак.

– Я заморозил ее, – пояснил тролль, – так что мы можем поговорить. Короче, я хочу съесть твою жизнь.

Мое сердце отчаянно заколотилось, и я почувствовал, что дрожу всем телом.

– Нет.

– Ты сам сказал, что вернешься ко мне и вернулся. Ты научился свистеть?

– Да.

– Хорошо. А я так и не сумел. – Чудище принюхалось и кивнуло. – Я доволен. Ты накопил в себе жизни и опыта. В тебе всего стало больше. Для меня.

Я схватил неподвижную и безмолвную Луизу, и толкнул к троллю.

– Не надо меня есть. Я не хочу умирать. Возьми ее. Уверяю: она покажется тебе гораздо вкуснее меня. И она на два месяца старше. Почему бы тебе не забрать ее?

Тролль промолчал.

Но обнюхал Луизу с ног до головы, особым образом уделив внимание ногам, паху, грудям и волосам.

А потом посмотрел на меня.

– Она невинна, – проговорил он, – а ты нет. Я не хочу ее. Хочу тебя.

Я отступил к началу моста и посмотрел на ночные звезды.

– Но я не испробовал многого, – заметил я отчасти обращаясь к себе самому. – То есть, никогда еще не делал. Например, еще не занимался сексом. A еще никогда не был в Америке. И вообще, никогда еще… – я умолк. – Ничего толком не сделал. Пока что.

Тролль молчал.

– Я же могу прийти к тебе снова. Когда стану взрослым.

Тролль продолжал молчать.

– Я приду к тебе. Я вернусь. Честное слово.

– Вернешься ко мне? – переспросила Луиза. – Почему? Разве ты собираешься уходить?

Я повернулся. Тролль исчез, и девушка, которую я, как мне казалось, любил, стояла в тени под мостом.

– Идем домой, – сказал я ей. – Пошли.

И мы отправились назад, и больше не произнесли ни слова. Она связалась с барабанщиком из панк-группы, которую я собрал, а потом, гораздо позже, вышла за кого-то другого. Однажды мы с ней встретились в поезде, уже после того, как она вышла замуж, и Луиза спросила меня о том, помню ли я ту ночь.

Я ответил, что помню.

– А ведь ты действительно нравился мне тогда, Джек, – сказал она. – Я думала, ты хотел поцеловать меня, хотел сделать мне предложение. Я сказала бы тебе «да». Но ты промолчал.

– Но я промолчал.

– Да, – сказала она. – Ты промолчал.

Она была очень коротко стрижена. Прическа не шла ей.

Я больше никогда не видел ее. Аккуратная женщина, напряженно улыбавшаяся мне, ничем не напоминала ту девушку, которую я любил, и разговор с ней складывался неловко.

* * *

Я перебрался в Лондон, a потом, через несколько лет приехал обратно, однако городок, куда я вернулся, ничем не напоминал тот город, который я помнил. Здесь больше не было полей, ферм, узеньких каменистых тропинок, и при первой возможности я перебрался в крохотную деревеньку, находившуюся в десяти милях от города.

Перебрался с семьей – теперь я был женат, у нас был ребенок, – в старинный дом, в котором много лет назад была железнодорожная станция. Рельсы давно убрали, и пара живших напротив нас стариков выращивала овощи на месте путей.

Я начал стареть. И однажды заметил на виске седой волос. В другой день я прослушал запись своего голоса, и понял, что он похож на голос моего отца.