Проклятие дня - [59]

– Все возможно. – Он берет изящную фарфоровую кружку и наливает в нее кофе из кофейника. – Но, в любом случае, им лучше поговорить без тебя.

Мы сидим в столовой друг напротив друга за большим, длинным столом. Здесь можно проводить приемы и кормить одновременно около тридцати гостей, а мы сидим вдвоем. В тишине. В пустом помещении, наполненном холодным светом светильников и ароматом свежесваренного кофе. И мне жутко неловко.

– Тогда хорошо, что мы с вами ушли. Я – раздражающий фактор для Асвальда, без меня они быстрее договорятся.

– Я рад тебя видеть, Нея. – Мужчина наливает себе кофе и обхватывает руками кружку. – И… я переживал.

– Вы не боитесь меня? – Решаю его огорошить.

Сейчас Асмунд не в церковном облачении, на нем обычный свитер и брюки, но его пальцы то и дело прикасаются к горлу, чтобы поправить несуществующий воротничок. Он нервничает, но это скорее смущение, чем напряжение.

– В каком смысле? – Мужчина покашливает.

– Ну, я же зло. Наттмара. Оборотень.

– Я говорил с Анной: пока мы оба бодрствуем, ты не можешь причинить мне вред. Все верно?

– Верно. – Подтверждаю я. Делаю глоток кофе и морщусь, обжигая язык. – Вот только я все же опасна. И очень.

– И у Асвальда совершенно четкие мысли на этот счет.

– А у вас?

Над столом повисает тишина.

Все-таки, он отличается от брата. У него не столь жесткие черты лица, и взгляд более мягкий – светлые глаза не отливают льдом, смотрят прямо, открыто: человек с таким взглядом выглядит искренним, и кажется, не держит камень за пазухой.

А если честно, Асмунд Хельвин красив как рок-звезда: светло-русые волосы, высокий рост, изящные длинные пальцы и ухоженная кожа, даже несмотря на мелкие морщинки в уголках глаз. Такого проще представить на сцене с гитарой в окружении толп поклонниц, чем с крестом и библией в храме. Да и с кинжалом он смотрелся эффектно – чистый герой боевика.

– Ты очень похожа на мать. – Судорожно выдыхает он.

– Да уж. От вас у меня лишь ген, не дающий организму совершать полноценный оборот. – Я пытаюсь изобразить усмешку. – Физически я не оборотень, а вот мое подсознание – на все сто.

– Анна объяснила. – Кивает Асмунд.

Боже, какая неловкость.

– Я унаследовала от матери цвет глаз и волос. – Говорю я, инстинктивно тронув седую прядь.

– И ее улыбку. – Его голос согревает.

– Ясно. – Прочищаю горло.

Делаю глоток кофе и снова обжигаюсь. Боже, как же неуютно под его взглядом!

– Мне жаль, что я не знал. Правда. – Пальцы Асмунда нервно барабанят по кружке. – Будь мы обычной семьей, я бы помогал твоей матери деньгами… – Он зажмуривается, понимая, что ляпнул глупость.

– Будь мы обычной семьей, вы бы, наверное, и не расстались?

– Да. – Кивает пастор. – Да, конечно. Но…

– Вы не хотели моего рождения? – Подсказываю я.

Он застывает. В его глазах сожаление.

– Нет, Нея, не в этом дело, нет. – Его взгляд бегает по поверхности стола, а затем поднимается на меня. – Я любил Карин.

– А, вы просто не хотели ее убивать. – Догадываюсь я.

И как же можно было забыть про традицию приносить в жертву матерей своих детей?

– У Асвальда своя позиция на этот счет. – Принимается объяснять он. – Характер у него волевой, жесткий. Брат поставил себе цель – продолжить род, и сделал это.

– Он выбрал для этого женщин, к которым не слишком-то привязался?

Асмунд выдыхает с улыбкой.

– Я не мог поступить подобным образом. Не знал, как можно расстаться с тем, кого любишь. Приказывал себе не влюбляться, думал, что меня избежит эта участь, и я не хотел… Но Карин… В нее нельзя было не влюбиться. Мы были очень молоды и потеряли голову! Мы предохранялись, клянусь, но когда она сообщила, что ждет ребенка… Я… я просто вышел из себя! – Его лицо искажается болью. – Я не хотел ее потерять!

– Вы попросили ее сделать аборт?

– Да. – Хрипло отвечает он. – Я знал, что мой ребенок убьет ее.

– Она знала правду о вас?

– Я пытался объяснить ей, но она не поверила. Думала, я так стараюсь отделаться от нее, сочиняю сказки.

– А вы пытались убедить ее? Ну, в смысле, убедить? Так, как вы умеете.

Асмунд печально улыбается.

– И убедил. – Несколько раз кивает. – Знал, что она против, что не хочет этого. Но не мог поступить иначе. А когда в назначенный день заехал за ней, чтобы отвезти в больницу, она просто исчезла. Собрала вещи и уехала. Я искал ее, клянусь, но Ингрид сделала все, чтобы их не нашли.

– Ингрид хотела удержать ее подальше от вас с вашим даром убеждения, чтобы никто не мог воздействовать на мою мать. У нее были свои планы на особенное дитя…

– Девочки рода слабы. – Пожимает плечами пастор. – Должно быть, она рассчитывала на мальчика. Полноценный воин-оборотень – гораздо более ценная единица в войне. – Он вздыхает. – А я всегда хотел девочку. Чтобы ей не пришлось нести на своих плечах груз наследственности этой семьи, сражаться, убивать. Хотя, слабость здоровья – тоже тот еще груз…

– Моя мать ей мешала, поэтому Ингрид закрыла ее в лечебнице, когда я была еще ребенком. Думаю, даже Вильма об этом не знала. – Я сжимаю пальцы на кружке, и их жжет. – Мама совсем рехнулась потому, что я годами изводила ее, являясь во сне. Мне очень жаль. Даже если Карин когда-то сможет вернуться к нормальной жизни, она будет уже не той, кого вы полюбили.