Проклятие дня - [56]

Я увидела, как глаза Хельвина наливаются чернотой, и медленно отступила назад. Мне хотелось спрятаться за дерево или убежать, но остановило понимание того, что процесс вот-вот прекратится из-за того, что моих слов недостаточно.

– А что насчет Лены? – Продолжила я дрожащим голосом. – Что насчет нее, Бьорн? Ты скажешь ей правду? О нас. Скажешь? Ты уже сказал ей, что выбрал ее лишь потому, что она никчемна? Лишь потому, что тебе не жаль ее? Потому, что наметил ее на роль матери будущего наследника, которая, родив его, должна будет освободить тебя от своего присутствия! Ты был жесток, когда полностью отдавал себе отчет в том, почему делаешь этот выбор, Бьорн… Ты подписывал ей приговор, полностью понимая ответственность. Знал, что тебе придется убить ее своим семенем, Бьорн… – Видя, как он падает на колени, тяжело дыша, я вжалась спиной в ствол вековой сосны. – Ты сказал ей, что она будет жить только потому, что теперь твое семя проклято?! Сказал, что бросаешь ее потому, что влюбился в меня?!

Бьорн издал нечеловеческий вопль, а меня затрясло от подступающих слез. Я уже не могла остановиться, слова так и лились из меня потоком.

– Ты хоть понимаешь, что мы никогда не будем вместе?! – Закричала я. – Ты понимаешь. Поэтому и не сказал ей ничего! Ты ведь не сказал? И Микке я тоже ничего не скажу! Никто ничего не узнает, Бьорн! И мы проведем всю свою жизнь, изображая любовь с кем-то другим! Ты понимаешь это?! Мы вернемся, и все будет по-старому: ты продолжишь быть звездой Хемлига и будешь обнимать Лену на зависть другим парням, а я вернусь к Микке, и мы с ним будем отличной парой…

Меня сбил с ног оглушающий рев.

Я обрушилась на землю потому, что мои ноги подкосились от страха. Оборот получился молниеносным, но от этого не менее пугающим: огромная махина словно разорвала Бьорна изнутри, вырвавшись на свободу. Медведь встал на задние лапы и издал еще один ужасающий рык, от которого по лесу прокатилась вибрация: деревья зашелестели листвой, птицы сорвались с ветвей и с криком понеслись прочь, а землю ощутимо тряхнуло.

Сработало.

Теперь я не узнавала в этом свирепом животном своего любимого. Но в этом и заключалась проблема: усмирить разбушевавшегося медведя не представлялось возможным, оставалось лишь принять смерть от его острых зубов и длинных когтей.

Я взвизгнула, когда это огромное создание метнулось на меня. Вжалась в дерево, зажмурилась и завопила:

– Бьорн!

Он замер буквально в сантиметрах от моего тела.

Резко выдохнул, обдав меня волной горячего воздуха, и переступил с лапы на лапу, заставив землю дрогнуть еще раз.

Я обнаружила себя, закрывающейся от него руками и испуганно свернувшейся в клубочек. Это не помогло бы мне выжить, пожелай он разорвать меня на части, но еще раз подчеркнуло бы для меня неукротимость его силы и мою беспомощность перед ней.

– Бьорн… – Выдохнула я, пытаясь отыскать в черных зрачках медведя взгляд того, кому отдала часть своей души.

Конечно, это был он – без сомнения.

Другой медведь уничтожил бы меня. К тому же, оборот состоялся на моих глазах – только что. Но так уж устроен человеческий мозг: я не поверила, пока сама бы не увидела. Но он мне позволил. Секунда, и в медвежьих глазах промелькнуло что-то теплое, родное, насмешливое.

– Это ты. – Вздохнула я, подползая к зверю.

Уткнулась лбом в его широкую грудь, и он накрыл меня своей здоровенной башкой. Мое сердце все еще быстро стучало от волнения, но теперь я ощущала себя в безопасности.

Этот огромный мохнатый монстр – мой. Подчиняется мне, точно преданный пес. Ласково заглядывает в глаза, неуклюже прижимается к руке и урчит, если гладишь. А если нужно – защитит ценой своей жизни.

Это мой Бьорн.

– А вот и дождь. – Говорю я, когда мы останавливаемся на вершине оврага. – Надеюсь, зарядил ненадолго.

Медведь опускается ниже, я слезаю и забираюсь под него, точно маленький медвежонок. Плотный подшерсток зверя отталкивает воду, и здесь мне ничего не грозит. Тепло, сухо, комфортно. Я прижимаюсь к его груди и слушаю сердце: это все еще сердце Бьорна, узнаю его по ровному, уверенному ритму.

– Больше не заставляй меня говорить тебе ужасные вещи, – шепчу я.

А когда дождь заканчивается, медведь спешит к пригорку, чтобы показать мне кусты жимолости. Пока я ем ягоды, сам он отправляется чуть далее в рощу. Перебирая лапами снизу вверх, сгибает в дугу какое-то крепкое деревце, похожее на рябину, и, держа ствол, лакомится синеватыми ягодами.

– Что это? – Подхожу к нему. Срываю ягоду, пробую. – Кислые! – Похоже на коринку, только не спелая. – Фу! Ну, у тебя и вкус!

А когда он отпускает дерево, я хватаюсь руками за ствол – оно даже не шелохнется, только листья дрожат.

– Вот это силища у тебя! – Удивляюсь я.

И уже смелее треплю его за морду, чешу за ухом и глажу вдоль позвоночника. От медведя сладко пахнет ягодами.

– Ну, что? В путь?

Тот резко и шумно выдыхает. Значит, да.

Забираюсь на спину хищнику и хватаюсь за шерсть на шее. Может, и не особо удобно, но… как-то по-королевски, что ли. Будто объезжаешь свои лесные владения – только свиты не хватает.

Медведь неторопливо и величественно вышагивает по лесу, а я улыбаюсь. Мне не хочется думать о том, что задумала Ингрид, или о том, что ждет нас в Реннвинде. Есть здесь и сейчас, и я хочу насладиться им сполна.