Проклятье рода Ранненкопф - [14]
– Отрезали что?! – поднялась на локтях фрейлейн Ангальт (она стояла к нам, если так можно выразиться – спиной и ей было плохо видно).
Кузнец засопел. Снова подергал устройство. Покачал головой:
– Не. Сюда ножницы не пролезут, да и что толку? Сперва, с боков распилить надо.
– Распилить! – я усмехнулся, в поисках поддержки заглянув в лицо фрейлейн Эвы, но поддержки не нашёл. В зелёных глазах романистки читалась холодная решимость. – Ради всего святого! Давайте позвоним барону, объясним…
– Что вы ему объясните, никчёмный молокосос?!
– Ведь если испортить пояс он всё равно узнает…
Но рассерженная дама осталась глуха к моей отчаянной мольбе.
– Узнает или нет, я не собираюсь тут сидеть как… – она помолчала, выбирая нужное слово, но тщетно. И это понятно. Сидеть фрейлейн Ангальт было крайне затруднительно, во всяком случае, при любой попытке перевернуться и принять более или менее вертикальное положение, острые шипы, торчащие внизу конструкции, впивались в перину, нещадно терзая ткань и забивая золотую сетку пухом.
– Так я за ножовкой? – кузнец вытянул из узкой сквозной прорези между блестящими колючками прилипшее пёрышко, дунул на пальцы.
– Сутки, фрейлейн Эва, прошу вас! Одни сутки… – я ещё надеялся отыскать ключ при дневном свете, в крайнем случае, мне бы хватило времени съездить в город за ювелиром, но фрейлейн Ангальт и головы не повернула.
– Жду до обеда и не минутой больше.
Я спустился в вестибюль. В людской горел свет, дверь была распахнута настежь, на полу валялся опрокинутый табурет. Наверное, последний раз подобная неразбериха царила здесь во время авианалётов конца войны. Выдвинув ящик секретера, я вытащил из вороха бумаг знакомый листок.
Да, оставался единственный шанс, настолько эфемерный, что мне и в голову не пришло поделиться с кем-либо своим планом. Но, утопающий хватается за соломинку…
По преданию, полный раскаянья вдовец, завещал вечно хранить пояс Гертруды в семье, в назидание грядущим поколениям, а ключ, собственноручно положил в гроб юной жены. Но в разнузданном восемнадцатом столетии, Карл фон Ранненкопф, безбожный потомок барона Герхарда, приказал изготовить новый ключ, что и было сделано. Усадьбу наводнили двенадцатилетние, согнанные со всей округи, крестьяночки, а вместе с ними вернулось и родовое проклятие. В подтверждение правдивости этой истории, рассказывавший мне её фермер Лоренс, предоставлял собственный профиль. Поворачиваясь из стороны в сторону так, чтобы я лучше мог рассмотреть его нос, действительно, слишком прямой и длинный для землепашца.
Не столь наивен, чтобы слепо доверять древней легенде, а тем более какой-то, пусть бы и вполне благопристойной, части тела Клауса Лоренса, я всё же решил рискнуть. Других вариантов не было. Фамильная усыпальница давно бередила воображение исследователя, да и вообще, после всех событий обрушившихся на меня за эти сутки, возможность, пару часов, побыть наедине со своими мыслями представлялась весьма соблазнительной. Сейчас ночь, моё отсутствие, навряд, кто заметит. Проход к склепу начинался в нежилой части – старом цейхгаузе, арендованном и обращённым в винный погреб, фермером (любезностью которого, мы с папашей Штером пользовались порою, совершенно беззастенчиво). Я хорошо знал маленькую дверь, возле дальнего, покрытого пылью, стеллажа с бутылками.
Да что говорить, ещё вчера заглянув сюда нацедить «красного столового» я сделал неожиданное открытие, суть которого заключалась в следующем – последний стеллаж стоял у самой стены, между двумя нишами. Из правой, как я уже упоминал, в нижний подвал (самую таинственную и малоизведанную часть замка) вела винтовая лестница. Левую, такую же, но «глухую» нишу Лоренс разгородил полками для хозяйственных нужд. Однако и посередине, над стеллажом, проступающие сквозь извёстку горизонтальные ряды кладки пересекала дуга арки, заложенного, судя по всему довольно давно, проёма. Странно, отчего это прежде не попало в поле моего зрения. Вместе три ниши напоминали что-то очень знакомое, но что? Вчера у меня даже дух захватило от неожиданного наблюдения.
Это же надо! Только вчера я, можно сказать, был абсолютно счастлив…
Вот дерьмо!
Перешагнув порог, я включил фонарь. Пригнувшись, чтобы не задеть головой шершавый свод, медленно начал спускаться и одолев первый виток, увидел на стене начертанный мелом знак (местами едва различимую, оставленную должно быть много лет назад, тонкую стрелку). Приободрённый я продолжил путь и скоро внизу открылся проход, но моего энтузиазма хватило ненадолго, последние ступени лестницы оказались скрыты водой. Осветив пространство вокруг, я заметил, что кладка, примерно на уровне моих глаз, значительно бледнее. Происхождение ровной горизонтальной границы вдоль стен не вызывало сомнений, галерея была не так давно затоплена почти полностью и самое неприятное состояло в том, что грязно-серый налет наверняка уничтожил, оставленные моим предшественником, метки. К счастью, у меня имелся план, но, как высоко стоит вода сейчас? Я медленно, чтобы не оступиться на скользких плитах, опустил ногу в затхлую воду, нащупал ступеньку, потом ещё одну… Погрузившись почти до пояса, я забеспокоился, но лестница к моей великой радости закончилась и убедившись, что подо мной ровный пол, я осветил туннель. Узкий луч царапнул корявые камни, отразился яркими светляками от черной неподвижной глади и благополучно утонул впереди во мраке, не встретив препятствий. Прижав фонарь локтем, я развернул схему подвала. Вернее, на бумаге были изображены только коридоры, ведущие к склепу, прочие же, просто фиксировались короткими отрезками. Но не смотря на скупость анонимного картографа, добраться до цели не составляло труда, достаточно внимательно отсчитывать боковые галереи, чтобы не пропустить ту, в которую необходимо повернуть. Итак, путешествие началось. Шагая поначалу очень осторожно, я скоро освоился, без особых усилий преодолев длинный прямой тоннель. Здесь уровень воды понизился, едва достигая коленей, но всё равно, хотя ноги и привыкли к холоду, в намокших и отяжелевших брюках двигаться было крайне неудобно. В том месте, где мне надлежало сделать первый поворот, из какой-то щели, с тяжёлым всплеском шлёпнулась и быстро поплыла прочь, оставляя за собой расходящийся след, здоровая крыса. Луч фонарика настиг её, но мерзкая тварь метнулась куда-то вбок и исчезла. Я приблизился. В стене показался проём, видимо тот самый, но уже вначале ход раздваивался, а схема, составленная весьма небрежно, не позволяла определить куда именно, следует двигаться. Допустим, это не важно (в том, конечно, случае если оба они сходятся в одной точке) и, выбрав наугад, я с минуту брёл по кривому коридору, пока не оказался в тупике. В толще, преградившей мне дорогу, стены, была вырублена узкая, сантиметров в сорок, крестообразная ниша. Кто и с какой целью высек её тут? Я не лишил себя удовольствия присесть на сухие камни, не спеша, внёс уточнение в чертёж. Сколько ещё ошибок окажется в нём, уж не бросить ли эту затею, пока не поздно? Но – нет, там в замке, возможно как раз надомной фрейлейн Эва и пояс… Я встал и пошёл к «прямому» туннелю.
В неком губернском городке, в одном и том же месте, в трамвае, у пассажиров пропадает вся одежда. Ответственный за общественный транспорт Прохор Филиппович Куропатка — в панике. Уже начались партийные чистки, а тут: «…чистейшая контрреволюция!». Главный по общественному транспорту (товарищ ГПОТ) начинает расследование… Повесть полна подлинного исторического материала и будет интересна не только любителям Зощенко, Булгакова, Гумилевского и пр. Но и всем неравнодушным к этому яркому периоду нашей истории. Как и вся проза Сергея Волкова «Красная Казанова» написана прекрасным языком и не содержит ненормативной лексики, однако в силу пикантности некоторых эпизодов не рекомендована лицам не достигшим восемнадцатилетнего возраста.
Весной 2017-го Дмитрий Волошин пробежал 230 км в пустыне Сахара в ходе экстремального марафона Marathon Des Sables. Впечатления от подготовки, пустыни и атмосферы соревнования, он перенес на бумагу. Как оказалось, пустыня – прекрасный способ переосмыслить накопленный жизненный опыт. В этой книге вы узнаете, как пробежать 230 км в пустыне Сахара, чем можно рассмешить бедуинов, какой вкус у последнего глотка воды, могут ли носки стоять, почему нельзя есть жуков и какими стежками лучше зашивать мозоль.
Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.
Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.
Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.