Проклятье предателя - [40]

Трава слегка шевельнулась, её привело в движение скрывавшееся в ней существо. Элдин протянул руку, и отодвинул траву в сторону своей неуклюжей ладошкой. Наградой ему стал хороший обзор его цели.

Жук, казалось, светился в послеполуденном солнце, отражая свет. Странное насекомое украшали жёлтые полосы, перемежавшиеся с тёмными чёрными полосами. Вдоль спины его были аккуратно сложены крылья, но жук не улетал… пока не улетал. Элдин мог его поймать.

Вторая его рука резко опустилась, прижав жука к земле, и он почувствовал, как тот копошится под его ладонью, пытаясь выбраться. Сомкнув пальцы, он поймал жука в кулак, и перевернул ладонь. Элдин медленно разжал пальцы, чтобы посмотреть на свою добычу.

Резкая боль расцвела в его руке, когда оса вогнала в его кожу своё острое жало. Рот Элдина открылся, но миновала целая секунда, пока он пытался осознать величину своего ранения. Боль была невыносимой, и как только его лёгкие наполнились, Элдин завопил тем режущим уши воплем человека, познавшего высшую степень агонии.

Взгляд Тириона резко сфокусировался, когда крик привёл в действие самые примитивные и инстинктивные части его нервной системы. Адреналин наполнил его кровоток, и он забыл, о чём думал прежде. Метнувшись вперёд, он подхватил Элдина с земли, и в тот же безвременный миг заметил осу. Тирион раздавил её сапогом, и осмотрел ручку мальчика. Та была красной и уже опухла.

Боль, наверное, была острой, по крайней мере — по меркам Элдина, но умом Тирион знал, что скоро она утихнет. Однако крик малыша не стихал. Он набирал громкость и высоту по мере того, как маленький ребёнок стремился погасить ужас своей боли громкостью своего голоса.

Тирион поскрёб рану ногтем, убеждаясь, что жало в ней не осталось, но это лишь заставило вопль Элдина повыситься до новой октавы. Он прижал к себе сына, наверное, примерно таким же образом, как когда-то давным-давно прижимал Тириона к себе его собственный отец, но его сердце продолжало гулко биться.

Он ощутил дрожь в руках, и его желудок всколыхнулся. Ощущение было такое, будто сердце Тириона вот-вот вырвется у него из груди.

— Дай его мне, — твёрдо сказала Лэйла, показавшись из дома. Несмотря на её новые материнские инстинкты, её позиция насчёт воспитания была суровее, чем у всех остальных в Албамарле. Вероятно, из-за её собственного опыта в детстве. — Нежничанье лишь сделает его слабым. Уроки боли полезны для всех.

Тирион отдал сына, но симптомы его оставались. С каждым воплем малыша он слышал другой голос — голос Эйлэяны. Её мучения эхом отдавались в его разуме, её голос озвучивал тот же агонизирующий крик. Она умерла в ужасной боли, и теперь он ощущал эту боль в своих костях.

Это был тот же ужас, какой он когда-то испытывал от рук Тиллмэйриаса, когда его наказывали за непокорство. Элдин вопил, и одновременно в его сердце кричала Эйлэяна, но его нервы обжигала боль его собственных пыток. Тириона стало неуправляемо трясти. Согнувшись, он стал блевать, пока, наконец, не упал на колени рядом с мёртвой осой.

Желудок он опустошил, но живот продолжал сокращаться, пока не заныли брюшные мышцы. Когда он наконец расслабился, Тирион упал на бок, глядя со стороны на лежавшее рядом раздавленное насекомое. Чужеродные глаза, мёртвые и лишённые эмоций, уставились на него в ответ, и мир потемнел.

Это смерть смотрела на него, и она пришла за ним.

Потея, Тирион закрыл глаза, но всё ещё чувствовал её, наблюдающую за ним. Его собственное зло звало её, его собственные действия, его вина её призвала, и она убьёт их всех. За его деяния платить придётся всем.

По мере того, как холодный мир угасал, Тирион слышал лишь вопли Элдина.

Глава 14

Он очнулся во тьме, но мгновенно понял, что лежит в своей собственной кровати, хотя не помнил, чтобы ложился в неё.

Тирион был голым, что не было для него необычным во сне, однако магический взор уже заметил, что его кожаная одежда не висела по своему обыкновению на крючке на стене. Кэйт лежала рядом с ним, она спала.

«Мне что, снился сон?»

По мере того, как туман сна уходил, он убедился, что это был не сон. Они, наверное, принесли его в комнату, после того, как он потерял сознание. Тирион попытался не думать о предшествовавших этому мгновениях, его рука снова затряслась, когда он вспомнил крик Элдина.

«Почему это так влияет на меня?». Он не мог вспомнить, чтобы у него прежде была такая реакция. Она была похоже на то, что он ощущал после «наказаний» по приказам Тиллмэйриаса, о каковых он тщательно отказывался думать. Обычно эти воспоминания его никогда не беспокоили кроме как во сне, или во время редких случаев, когда он вынужден был встречаться с хранителем знаний Прэйсианов.

Тириона предал собственный разум. Он сдавал. «Ещё одно последствие лошти» — задумался он, — «или это действительно было вызвано тем, что я сделал с той Ши'Хар?». Эта мысль вызвала новую волну тошноты.

«Проклятье! Я не могу позволить себе быть слабым!»

Он был сильным. Он это знал. Никто не мог пережить годы на арене, не привыкнув к крови и насилию. Он делал такое, о чём вменяемый человек даже не задумался бы, и делал это с апломбом. Если в нём и были слабости, они должны были умереть медленной смертью годы тому назад.