Проклятая усадьба - [7]

– А пуля?

– Пуля пробила сердце и застряла в мягких тканях спины; врачи ее извлекли. Повторю: нет никаких сомнений, что пуля выпущена из этого пистолета, найденного в пруду. И так же нет сомнений, что это оружие принадлежало Вдовину. Вы же знаете, Лев Иванович, эксперты всегда могут установить, что за оружие перед ними находится. Тут не только номер важен, но и другие признаки.

– Да, это я знаю, – кивнул Гуров. – Но я так вас понимаю, Николай Глебович, что у вас и еще улики есть.

– Да, есть еще одна. Классическая улика, из старого сыщицкого арсенала.

– Следы? – догадался Гуров.

– Совершенно верно, следы. Там у них песок декоративный, на дорожке, красный такой. Вечером садовник поливал клумбы, и песок тоже полил. На этом мокром песке следы ботинок совершенно отчетливые. Это следы ботинок Игоря Арсеньевича Вдовина. Это он стоял напротив Аркадия Кононова в момент убийства.

Услышав такое, Гуров только головой покачал. Редко ему доводилось встречать такие очевидные, прямые улики, указывающие на виновность конкретного человека – в данном случае владельца усадьбы «Комарики».

– Да, но вы ведь еще и сына Вдовина, Андрея, арестовали, – вспомнил он. – А против него какие обвинения?

– Против младшего Вдовина улики не такие серьезные, – признал прокурор. – Вернее, всего одна улика. Та же самая, что и с отцом – следы на песке.

– Выходит, они вдвоем рядом стояли? И вдвоем стреляли из одного пистолета?

– Понимаю вашу иронию, Лев Иванович. Но она здесь неуместна. Нет, следы кроссовок младшего Вдовина найдены не на площадке, где стоял убитый. Мы их нашли чуть в стороне, за кустами. А заодно – окурок сигареты, которую Андрей Вдовин курил. Он стоял там ночью. А значит, видел и слышал момент убийства. А может быть, и играл в нем какую-то роль. Пока мы не знаем какую, но обязательно выясним.

– Если даже младший Вдовин и был свидетелем убийства (что еще не доказано), то это вовсе не значит, что он в нем участвовал, – заметил Гуров.

– Полностью с вами согласен. Вот и адвокат Вдовиных, этот… Чирков то же самое говорит. Он тут заявил ходатайство об изменении меры пресечения. Что ж, в отношении Андрея Вдовина я, пожалуй, могу пойти на такой шаг. Если мне в ближайшие два дня следствие не представит других убедительных доказательств вины младшего Вдовина, – отпущу его под домашний арест. Но отец останется в СИЗО. Сами видите – доказательства вины слишком серьезные.

– Да, вижу, – согласился Гуров. – Но мы с вами, Николай Глебович, еще один важный вопрос не обсудили. Я имею в виду мотив преступления. Я хорошо знал убитого Аркадия Кононова (собственно, поэтому я и не могу сам расследовать это преступление – тут вопрос этики). Так вот, я могу сказать, что между погибшим и хозяином усадьбы не было никакой вражды, никаких разногласий.

– Тут мы пока не располагаем всеми сведениями, – признал прокурор. – Сами понимаете – с момента убийства еще двух суток не прошло. Сейчас члены следственной бригады изучают все контакты подозреваемого, все его отношения с погибшим – и в сфере бизнеса, и в личных отношениях. И я полагаю, что мотив для преступления мы найдем. В конце концов, не все сделки совершаются открыто, гласно; некоторые проходят с глазу на глаз. А некоторые вообще совершаются через подставных лиц. Одно мы знаем: Кононов был владельцем банка, в котором регулярно кредитовалась компания Вдовина. Возможно, Вдовин запутался в долгах и не мог вернуть кредит. А может, еще что-то. Внешне Вдовин мог сохранять со своим партнером нормальные отношения; возможно, он не испытывал по отношению к нему никакой вражды – просто интересы бизнеса толкали его к убийству.

– Похоже, что вы, Николай Глебович, уже репетируете свое грядущее выступление в суде с обвинительной речью, – заметил Гуров. – Дело хорошее, к выступлениям надо готовиться заранее. В таком случае укажу вам на одну прореху в этой вашей гипотезе, которую можно назвать «ничего личного, один только бизнес». Эта ваша гипотеза полностью противоречит одной из найденных вами улик, а именно записке. Что там сказано? Как я запомнил, там говорится: «Я этого так не оставлю, ты поплатишься за…» Это явная угроза. А когда у людей нормальные отношения, они другу дружке не угрожают. Так что тут одно из двух: либо отношения между Вдовиным и Кононовым давно испортились и убитый совершал какие-то действия, которые возмущали владельца комбината (но тогда почему об этом не знал ни один человек?), либо Вдовин здесь ни при чем и записку убитому подбросили.

– Подбросили? Как это? – вскинулся прокурор.

– А так. Может оказаться, что записка относится к числу так называемых ложных улик. Что кто-то очень хотел подставить Вдовина и положил этот клочок бумаги в карман убитого.

– Вот как? И кто же этот «кто-то»? – скептическим тоном произнес Лапин. – Что-то больно мудреную версию вы излагаете, Лев Иванович.

– Ничего особенно мудреного тут нет, я не раз сталкивался с такими случаями. Впрочем, это выяснится в ходе следствия. Кстати, о следствии. С вами, как представителем обвинения, я познакомился. Теперь надо мне повидаться со своим коллегой, со следователем, который это дело ведет.