Проклятая реликвия - [36]

Нельзя сказать, что голову монаха отделили от тела. Слухи, несомненно, окажутся преувеличенными. Однако, когда Питер Баллок и Уильям Фальконер увидели тело, они поняли, что в данном случае слухи не сильно отличались от действительности. Но прежде всего требовалось, чтобы их отвели туда, где лежит тело. Майлз Байкердайк проводил их к Джону Хэнни, еще одному студенту Фальконера, сидевшему в холодном, похожем на пещеру холле на первом этаже колледжа Аристотеля. Хэнни сидел с белым лицом и дрожал. Именно он и нашел тело. Все еще сильно перепуганный, он согласился отвести обоих мужчин туда, где видел предположительно обезглавленный труп. Они пошли по Хай-стрит, и на Карфэксе, когда Хэнни собирался повернуть к Северным воротам, Баллок его остановил.

— Где, ты говорил, лежит тело, мальчик?

— За борделями Броукен-Хейз, на нижнем заливном лугу.

— Тогда пойдем через замок, через боковые ворота в Гемель.

Баллок говорил о проходе, которым пользовались каноники аббатства Осни, чтобы попасть в часовню святого Георгия, расположенную в стенах замка. Этот путь будет быстрее, чем обходить городские стены. Баллок повел остальных вдоль по Грейт-Бейли на территорию замка, от входа в который хранил ключи. Они прошли сквозь боковые ворота и оказались на заливных лугах рядом с аббатством Осни гораздо быстрее, чем если бы шли обычной дорогой. Пока они шли по мосту и по Осни Лейн, Баллок расспрашивал юношу.

— А что ты там делал вместо того, чтобы готовиться к занятиям?

Юноша вспыхнул и начал заикаться. Прежде, чем он успел сказать какую-нибудь глупость, Фальконер остановил его, подняв руку. Вопрос Баллока был вполне уместным, потому что любой, оказавшийся рядом с убийством, мог стать подозреваемым. Он должен был хотя бы поднять крик, обнаружив тело. Если юношу поймают на лжи, его положение станет еще более затруднительным. Фальконер примерно представлял себе, что тут происходило, поэтому он подтолкнул Хэнни к правдивому ответу.

— Я уверен, что Питер Баллок простит тебе этот грешок, если ты скажешь нам правду.

Юноша молча уставился себе на ноги, для тепла плотно закутанные в мешковину.

— Магистр, я проснулся еще до рассвета, чтобы поудить угрей. В последнее время я постоянно голоден, а денег на еду нет.

Угри были собственностью аббатства, и ловить их считалось браконьерством. Фальконер молча выругался — как он мог не обращать внимания на благосостояние тех, за кого отвечал? Почему не видел, что Джон Хэнни голодает?

Не все студенты университета происходили из богатых семей. Многие были бедными, и им разрешалось просить милостыню, чтобы остаться в университете. Для таких, как они, образование было единственной надеждой на будущее и способом достичь успеха. Хэнни зарабатывал, прислуживая за едой богатым однокашникам, и питался тем, что оставалось после них. Уж наверное оставалось немного. Фальконер только сейчас увидел, сколько заплат на плаще юноши. Несколько лет назад он не пропустил бы подобные признаки нужды.

— Продолжай, — грубовато бросил он, желая скрыть чувство вины.

— Вчера ночью я остался за городскими воротами и переночевал в пустой хижине на окраине Броукен-Хейз. Там холодно, но довольно сухо. Я собирался встать пораньше и порыбачить, но проспал. — Тут он просиял. — Наверное, я не нарушил закон, правда? Потому что проспал?

— Твое намерение уже считается преступлением, Джон Хэнни. Продолжай.

Лицо Хэнни опять вытянулось — он увидел во взгляде Фальконера непреклонность. Следовало сразу понять, что наставник не даст ему улизнуть так легко. Пожалуй, все обозримое будущее придется запоминать наизусть бесконечные свитки «Грамматики» Присциана.

Юноша вздохнул.

— А потом меня что-то разбудило. Это походило на вой собаки. Сначала я решил, что мне это снится, но тут же услышал звук снова. Тогда я подумал, что лиса попалась в капкан, и пошел на луг посмотреть. — Его голос задрожал. — Вот тогда я его и увидел.

Фальконер положил свою большую, крепкую руку на плечо юноши и сжал его.

— Далеко отсюда?

Юноша покачал головой и молча показал на высокий берег за небольшой речушкой. На первый взгляд все выглядело вполне мирным. На лугу паслись коровы, вокруг ноздрей у них клубился пар, потому что горячее дыхание смешивалось с холодным утренним воздухом. На берегу лежало что-то, напоминающее кучу тряпья.

— Останься здесь, Джон. — Фальконер подчеркнул свой приказ, еще раз стиснув плечо Хэнни, и поманил за собой Баллока.

Оба друга зашагали по узкой дамбе через ручей. Оттуда пришлось спуститься на луг, где паслись коровы, не обращавшие внимания на людей. К счастью, земля под ногами была довольно твердой, потому что старые, потрескавшиеся башмаки у Фальконера протекали. На близком расстоянии стало понятно, что куча тряпок — это тело монаха-августинца в рясе каноника, а не простого монаха. Он, должно быть, принадлежал к здешнему аббатству. И был убит. Ему перерезали горло, и кровь пропитала верхнюю часть рясы и землю вокруг. Но по-настоящему странным было положение тела.

— Что ты об этом думаешь, Уильям?

— Благочестивый убийца?

Монах лежал на спине, вытянув ноги, словно лег на землю, чтобы поспать. Руки его были скрещены на груди, на пальцы намотаны четки. Он напоминал статую, лежащую на надгробии. Обойдя тело кругом, они хорошо рассмотрели лицо. По чертам, расслабленным и вялым в смерти, было видно, что он уже старик. Лицо морщинистое, от редких, седых волос остались только прядки над ушами. Пустые глаза безучастно смотрели в бледное зимнее небо.