Проклятая доля - [60]
4) Произведения искусства с точки зрения траты следует разделить на две большие категории, первую из которых составляют архитектура, музыка и танец. Эта категория предполагает реальные траты. Однако скульптура и живопись, если не принимать в расчет использование мест для церемоний и зрелищ, вводят в саму архитектуру принцип второй категории - символической траты. В свою очередь, музыка и танец могут легко получить внешние значения.
Литература и театр, составляющие вторую категорию, в своей высшей форме вызывают тревогу и ужас путем символического представления трагической потери (упадка или смерти); в своей низшей форме они вызывают смех путем представления, чья структура аналогична первой, но исключает некоторые элементы соблазна. Слово поэзия, применяемое к наименее смягченным, наименее интеллектуализованным формам, в которых выражается потеря, может рассматриваться как синоним траты: действительно, оно точнее всего указывает на творение посредством потери. Его смысл, таким образом, соседствует со смыслом жертвоприношения. Правда, само слово поэзия может применяться в своем точном смысле только к крайне малому остатку всего того, что оно обычно обозначает, и из-за отсутствия такого изначального ограничения могуг возникнуть еще более опасные смешения; однако в этом кратком изложении невозможно говорить о бесконечно разнообразных границах между вспомогательными образованиями и остаточным элементом поэзии. Проще всего отметить, что для редких человеческих существ, обладающих этим началом, поэтическая трата перестает быть символической по своим последствиям: в какой-то мере репрезентативная функция затрагивает саму жизнь того, кто совершает поэтическую трату. Она обрекает его на самую обманчивую деятельность, на нищету, на отчаяние, на преследование зыбких теней, что не дает ему ничего, кроме ярости и головокружения. Зачастую владеть словом можно только в потере себя самого, будучи вынужденным выбирать между исходом, который делает из человека отверженного, настолько бесповоротно оторванного от общества, насколько отбросы отделены от обыденной жизни, и отречением, цена которого - посредственная деятельность, подчиненная вульгарным и поверхностным потребностям.
3. Производство, обмен и непроизводительная трата
Таким образом, мы показали, что трата существует и обладает определенной социальной функцией. Рассмотрим теперь ее отношения с противоположными ей функциями производства и приобретения. Эти отношения непосредственно предстают как взаимоотношения цели и полезности. И если верно, что производство и приобретение, меняя форму по мере развития, вводят еще и переменную, знание которой является необходимым для понимания исторических процессов, все равно они - лишь средства, подчиненные трате. Какой бы ужасающей ни была человеческая нищета, ее влияния на общество никогда не было достаточно для того, чтобы забота о сохранении, наделяющая производство видимостью цели, взяла верх над непроизводительной тратой. Для сохранения этого преимущества траты нищета исключается из всей социальной активности властью тратящих классов: и у нищих нет другого способа войти в круг власть имущих, кроме революционного уничтожения тех классов, которым принадлежит власть, то есть кровавой и ничем не ограниченной социальной траты.
Второстепенный по отношению к трате характер производства и приобретения ярче всего проявляется в примитивных экономических институтах, так как обмен в них еще трактуется как "роскошная" потеря передаваемых объектов: обмен в своей основе предстает здесь как процесс траты, исходя из которой разворачивается процесс приобретения. Классическая экономика воображала, что примитивный обмен происходит в форме меновой торговли: и у нее действительно не было никаких причин полагать, что такой способ потребления, как обмен, может иметь источником не потребность в приобретении, которой он обеспечивается сегодня, но, напротив, потребность в разрушении и потере. Традиционная концепция происхождения экономии потерпела крах лишь недавно, настолько недавно, что масса экономистов продолжает бездумно считать меновую торговлю "бабушкой" коммерции.
Противостоящая искусственному понятию меновой торговли архаичная форма обмена была обнаружена Моссом и описана как потлач[86]; само слово заимствовано у индейцев Северо-запада Америки, практикующих наиболее примечательный тип потлача. Аналогичные институты или их следы были найдены практически повсюду.
Потлач тлинкитов, хайдов, цимшианов, квакиютлей северо-западного побережья всерьез изучался с конца XIX века (но тогда его еще не сопоставляли с формами архаичного обмена в других странах). Наименее развитые из этих американских племен практикуют потлач в тех случаях, когда изменяется положение человека, - при инициации, браке, похоронах, - но даже в наиболее развитых племенах он всегда неотделим от праздника, происходит ли он по случаю этого праздника или сам служит для него поводом. Потлач исключает любое выторговываниеи как таковой основывается на дарении значительных богатств, публично предлагаемых с целью оскорбить и
