Проклят и прощен - [5]

— Это очень понятно. Когда возвращаешься на родину, всегда испытываешь желание поскорее увидеть ее.

Молодой человек вовсе не думал этого, но возражать, естественно, не решался. Комплимент, сказанный по адресу его любви к родине, даже несколько рассердил его, и между собеседниками возникла довольно продолжительная пауза.

Пароход, между тем, выходил в открытое море. Действительно, было что-то волшебное в великолепной картине ночного моря. Кругом простиралась залитая лунным светом даль, которая, сверкая серебристой рябью, казалось, уходила куда-то в бесконечное пространство; над нею раскинулось небо, усеянное мириадами ясно сияющих звезд, а между ними величественно плыла красавица луна. С нею все еще соперничала блестевшая далеко-далеко на темном горизонте большая яркая звезда, но вот и она начала меркнуть и, вероятно, через несколько минут совсем погаснет...

— Это Венеция скрывается из наших глаз, — произнес Пауль, указывая на исчезающую звезду. — Кто знает, когда я еще ее увижу!

— А вы так любите ее? — спросила госпожа Гертенштейн.

— О, да, очень люблю! В Венеции я был в первый раз, как и вообще в Италии, но вместе с этим чудным городом исчезает целый год счастливой беззаботной жизни.

— А я уже бывала здесь... в последний раз несколько лет тому назад, — медленно произнесла молодая женщина. — И тогда, точно так же как теперь, она скрывалась в мягких лучах луны.

Как ни спокойно были произнесены эти слова, в них слышалась грустная нотка, да и взгляд, устремленный на исчезавшую звезду, точно затуманился. Может быть, и для нее прошел безвозвратно счастливый и радостный год?..

Пауль не заметил тайной грусти молодой женщины, так как не принадлежал к числу наблюдательных людей, а его веселая натура не выдерживала долго элегического настроения. Вот и теперь он быстро обратил все в шутку.

— По крайней мере она исчезает из наших глаз, как звезда, — шутливо заметил он. — Я буду считать это счастливым предзнаменованием и надеяться, что мечты, взлелеянные мною в этом городе, когда-нибудь осуществятся. Нужно верить в свою звезду!

По всей вероятности, слова, произнесенные таким веселым тоном, не заключали в себе никакого намека, но они произвели странное впечатление на молодую женщину. Она чуть заметно вздрогнула, как будто от прикосновения легкого ветерка, и плотнее закуталась в кружевную шаль. Затем снова как-то загадочно и испытующе посмотрела на своего спутника, хотя веселые и открытые черты его лица не могли ничего скрывать, и перевела свои темные глаза на блестящий отсвет, который минуту спустя совсем исчез, как будто потонул в волнах.

— Звезды гаснут, — проговорила она как будто про себя, но с каким-то жестким выражением, — а с ними и мечты. Жизнь вообще дана нам не для мечтаний, нужно уметь спокойно и прямо смотреть ей в глаза и не доверять никому, кроме самого себя... Покойной ночи, господин фон Верденфельс!

Она повернулась, пошла к лестнице, ведущей в каюты, и исчезла. Пауль недоумевающе смотрел ей вслед. Что это значило? Относились ли последние слова к нему? Во всяком случае его безобидная шутка не могла ни вызвать, ни заслужить подобного грубого замечания. Как ни велико было его увлечение хорошенькой женщиной, в эту минуту оно значительно остыло, точно легкий иней покрыл горячие юношеские чувства.

— Загадочная женщина! — подумал он. — Уж не хочет ли она оттолкнуть меня от себя, чтобы скрыть свои следы? Нет сомнения, она нарочно замяла разговор о родине и конечной цели своего путешествия; но что значил тот странный и пристальный взгляд, как не любопытство? Ее взгляд был устремлен не на меня, а в пространство, лежащее далеко-далеко позади. Я все-таки узнаю, куда она едет!

С этими мыслями он быстро встал с места и тоже сошел в каюту. Поднявшийся ночной ветер вздымал небольшие волны, которые быстро и свободно несли пароход к немецкому берегу.

Глава 2

— Вот так дорога!.. Да ведь на ней можно шею сломать! Все выше и выше, и все по краю пропасти, да еще сквозь туман и облака! Я даже не представлял себе, что будет так скверно, и от души скажу «слава Богу», когда мы благополучно доберемся до места!

Такими словами выражал старый Арнольд все страхи и тревоги, которые ему пришлось пережить при непривычном подъеме в горы. Сидя напротив своего молодого господина (а он раз навсегда получил привилегию садиться вместе с ним в экипаж), старый слуга с ужасом смотрел в бездну направо от края дороги, между тем как слева возвышалась отвесная каменная стена. Однако проезжая часть была в прекрасном состоянии, и маленькие, но сильные горные лошадки бежали весело и уверенно. Тем не менее путешествие в этот мрачный, туманный осенний день никак нельзя было назвать приятным, и Пауль Верденфельс, сидевший в углу кареты, был, казалось, в отвратительном настроений.

— Если так будет продолжаться, то мы в конце концов наткнемся на снеговую вершину, — сердито проговорил он. — Разве не прав я был, когда противился поездке в этот проклятый Фельзенек? Он должен быть уже совсем близко от нас, а мы все еще ничего не видим — таким густым туманом окутан замок.

— И ваш дяденька сидят там наверху, в этом горном гнезде? — спросил Арнольд. — Какой странный вкус!