Прокаженные - [86]
Возьмем хоть тебя. Представь, что каким-нибудь странным образом и ты стал прокаженным…
- Благодарю покорно, — поклонился Превосходов, — избавь.
- Ну предположим, — продолжал Сергей Павлович, — ты получил ее, скажем, от мяса, купленного на рынке, от монеты, от какого-нибудь меха… Разве тебе захочется ехать туда, жить на больном дворе? Нет, не захочется. Ты непременно примешься ее скрывать, убеждать близких людей, что это вовсе не проказа, а какой-нибудь пустяк… Теперь, дескать, уж не вывернешься…
Теперь конец… Но мне хочется еще жить… А там черт сними, с близкими…
Лишь бы еще пожить на «воле» хоть пять, хоть десять лет… Вот что ты подумаешь и, может быть, даже со здоровой женщиной жить станешь, не открывая ей секрета. А представь, если тебе разрешат жить дома или в лепрозории, расположенном в городской черте, разрешат гулять, встречаться с людьми, разумеется — с соответствующими предосторожностями, — разве ты не помчишься тотчас же в лепрозорий, как только обнаружишь признаки, зная, что проказа теперь излечивается в большинстве случаев при первичных формах, разве тебе не захочется при встрече со здоровым человеком предупредить его, — ты, дескать, болен, а потому и вынужден держаться с ним должным образом? Если на наши лепрозории будут смотреть как на обычное советское лечебное учреждение или как на санаторий, — разве кто-нибудь посмеет скрываться и станет сознательно запускать болезнь, рискуя остаться действительно неизлечимым?
Наоборот, ему захочется скорее избавиться, снова стать здоровым, снова вернуться домой, к жене, к детям. Вот почему мне хочется пересадить мои «цветки», как ты изволил сказать, в город…
- И все-таки… все-таки это фантазия, — вздохнул Превосходов, внимательно слушавший Сергея Павловича. — Ты плаваешь в облаках и смотришь своими пречистыми глазами на грешную землю… А столкнись с практической стороной дела, тебе покажут твои же больные, как надо жить и вести себя среди здорового общества!
- Глупости, — поморщился Туркеев, — в тысяча восемьсот семьдесят втором году комиссия Дюка де Аргиля, созданная для обследования проказы в Индии, указала, что из трехсот восьмидесяти пар мужей и жен, когда один кто-нибудь из них был прокаженный, а другой здоровый, болезнь была передана лишь в двадцати пяти случаях… Шесть с половиной процентов! Та же комиссия приводит список здоровых лиц, которые жили в приюте для прокаженных, ели, пили с прокаженными, курили из одной с ними трубки и остались здоровыми.
Комиссия констатировала, что из ста четырех лиц, живущих при крайне благоприятных для заражения условиях, заболел всего только один или, самое многое, два процента. Вот почему я так «беспокоюсь» о приближении лепрозориев к городам, — возбужденно заключил Туркеев и, помолчав, уже тихо добавил:- Впрочем, пока это мечта… Но я убежден, что так должно быть, и уверен — так когда-нибудь будет.
- Дай боже! — почесал Превосходов спину об угол печки. — Только пусть это будет после меня.
- Раньше и не жди, — угрюмо сказал Туркеев. Он взял вилку, принялся постукивать ею о тарелку.
- Знаешь, я начинаю подумывать — не взять ли к себе на воспитание этак с полдюжины твоих питомцев? — заметил Превосходов.
- Я вовсе этого не говорил, — возразил Сергей Павлович. — Я хочу только, чтобы с ними не делали того, чего они не заслуживают… А с ними незаслуженно поступают во всем мире. В Японии, например, какая-то добрая душа добилась, чтобы лепрозории назывались «санаториями». В Токио лепрозорий так и называется: "Санаторий "Полная жизнь". Но в то же время эта "полная жизнь" обнесена забором и при входе в нее стоит полисмен. Больной двор отделен от здорового тоже забором или длинным коридором и опять с полисменом… Хороша полная жизнь, если туда здоровому человеку надо входить в марлевой повязке!.. Я не возражаю против японских законов о прокаженных, которым запрещается покидать дома, где они живут, появляться в общественных банях, ресторанах, театрах, пассажирских пароходах, продавать продукты питания и прочее, — это, конечно, надо. Но зачем эти марлевые повязки, полисмены и заборы — не понимаю. Мне кажется, что такие вот повязки и создали сто тысяч прокаженных, которых насчитывает сейчас Япония…
- Что ж, в таком случае, — язвительно предложил Превосходов, — давай пошлем петицию нашему правительству… Попросим — пусть оно немедленно отменит уголовный кодекс, как причину возникновения преступлений.
- Я вовсе не собираюсь отрицать, что объективные явления вызывают необходимость в государственных законах, а не наоборот. Нет прокаженных — нет и законов, и чем больше их, тем закон строже — это понятно, хотя… Но пойми, что речь идет об ошибочном общественном мнении — вот о чем… Э-э, да что там толковать! — махнул Туркеев рукой и поднялся. — В тебе ведь течет кровь тысяч поколений и говорит тот неизвестный, который много тысяч лет назад в первый раз ужаснулся при виде проказы и с кровью своей передал этот ужас тебе…
Превосходов подошел к столу.
- Не понимаю, — сказал он, — чего ты беспокоишься? Экая, подумаешь, проблема какая!
Он хотел еще что-то сказать, но Туркеев поднял голову и внезапно рассердился.
Шилин Георгий Иванович (14/11/1896, г. Георгиевск, ныне Ставропольского края – 27/12/1941, Коми АССР) – прозаик. После окончания городского училища был конторщиком, разносчиком газет. Начал сотрудничать в газете «Терек». Участник первой мировой войны. В годы гражданской войны и в начале 20-х годов был редактором газеты «Красный Терек», «Известия Георгиевского Совета», широко печатался в газетах юга России, в «Известиях» – как поэт, очеркист, фельетонист. В 1928 переехал в Ленинград и перешел на литературную работу.
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.