Производство пространства - [35]

(последовательности, цепи) к спациальности (одновременности, синхронизации) – определяющая черта всякой производительной деятельности. Эта форма неразрывно связана с целеполаганием, а значит, с функциональностью (целью и смыслом действия, энергией, затраченной на удовлетворение данной «потребности») и с приведенной в движение структурой (навыками, ловкостью, жестами, сотрудничеством в работе и т. д.). Формальные отношения, позволяющие связать воедино всю совокупность действий, неотделимы от материальных условий индивидуальной и коллективной деятельности, идет ли речь о том, чтобы сдвинуть огромный камень, или загнать дичь, или изготовить простой или сложный предмет. В рамках такого анализа рациональность пространства не является результатом какого-то качества или свойства человеческого действия вообще, человеческого труда как такового, «человека» или социальной организации. Наоборот, она сама – первопричина и источник (не отдаленный, а непосредственный или, вернее, имманентно присущий) рациональной деятельности, источник скрытый, однако предполагаемый в силу неизбежного эмпиризма тех, кто трудится своими руками и орудиями, кто, используя собственную энергию, соединяет или сочетает свои действия.

С этими уточнениями, понятие производства остается конкретной универсалией, выявленной Марксом на основе идей Гегеля, но впоследствии замутненной и размытой. Что оправдывает некоторые критические соображения, в которых, впрочем, немедленно обнаруживается их тактическая цель: ликвидировать это понятие, вообще все марксистские понятия, а следовательно, конкретную универсалию как таковую (в пользу абстрактного и ирреального, обобщенных в нигилистическом угаре)[42].

В правом лагере, если можно так выразиться, понятие производства почти сливается с продуктивистской идеологией, с топорным и грубым экономизмом, который пытался присвоить его себе. В лагере левом (или «левацком») слова, сновидения, тексты, понятия трудятся и производят сами по себе: выходит любопытная картина труда без трудящихся, продуктов без производства или производства без продуктов, творений без творцов (без «субъекта» и «объекта»!). Слова «производство знания» еще имеют некоторый смысл, если речь идет о происхождении концептов: любой концепт рождается и растет; но если нет действий и дискурсов социальных существ – «субъектов», – то кто эти концепты производит? Вне определенных пределов использование таких формул, как «производство знания», чревато серьезными опасностями. Либо мы недолго думая подверстываем познание под промышленное производство, принимая существующее разделение труда и использование машин (информационных), либо лишаем понятие «производство», равно как и понятие «знание», всякого определенного содержания, как применительно к «объекту», так и применительно к «субъекту», что открывает дверь для всяких досужих вымыслов и иррациональных измышлений.

Но (социальное) пространство не является вещью в ряду других вещей, продуктом среди прочих продуктов; оно включает в себя все произведенные вещи, содержит отношения этих вещей в их сосуществовании и симультанности: (относительном) порядке и/или (относительном) беспорядке. Оно – результат совокупности последовательных операций и не сводится к простому объекту. Однако в нем нет ничего от фикции, ничего ирреального и «идеального», сопоставимого с идеальностью знака, репрезентации, идеи, сновидения. Оно возникает из действий, совершенных в прошлом, оно позволяет совершать некие действия, побуждает к ним или запрещает их. Среди этих действий одни связаны с производством, другие с потреблением, то есть с использованием плодов производства. Социальное пространство предполагает многообразные знания. Каков же его статус? Каковы его отношения с производством?

Производить пространство. Это словосочетание не имело никакого смысла, пока понятия находились в безраздельной власти философов. Пространство философов может создать только Бог в качестве первого Своего творения, бог картезианцев (Декарта, Мальбранша, Спинозы, Лейбница) или Абсолют посткантианцев (Шеллинга, Фихте, Гегеля). И если позднее пространство стало представляться упадком «бытия», развертывающимся во времени, то эта уничижительная оценка ничего не меняет. Релятивизированное, лишенное ценности пространство тем не менее целиком зависит от абсолюта, от длительности (у Бергсона).

Представим себе город – обустроенное, оформленное пространство, полное разнообразной социальной деятельности на протяжении некоторой исторической эпохи. Что он такое – произведение или продукт? Вспомним Венецию. Если произведение уникально, оригинально и изначально; если произведение занимает определенное пространство, но связано со временем, рождается, достигает зрелости и приходит в упадок, то Венецию нельзя не назвать произведением. Перед нами пространство, не менее выразительное и значимое, не менее единичное и уникальное, нежели картина или скульптура. Но что оно выражает и значит? Кого? Мы можем это сказать – или попытаться сказать – не важно: содержание и смысл неисчерпаемы. К счастью, не обязательно знать этот город, быть «знатоком» – его можно переживать как праздник. Кто пожелал достичь его архитектурного и монументального единства, от отдельного палаццо до города в целом? Никто, хотя в Венеции больше, чем в любом другом городе, проявляется наличие единого кода, общего для всех языка, относящегося к городу и существовавшего с XVI века. Это единство заложено на более глубоком и высоком уровне, чем зрелище, предстающее взгляду туриста. В нем реальность города соединяется с его идеальностью – практика с символикой и воображаемым. Репрезентация пространства (море, одновременно и покоренное, и напоминающее о себе) и пространство репрезентации (изысканные линии, утонченное наслаждение, пышная и жестокая растрата богатства, накопленного всеми возможными способами) подкрепляют друг друга. Точно так же пространство каналов и пространство улиц, вода и камень, отражаются друг в друге, создавая двойную текстуру. Изящная, причем непредумышленная театрализация, непроизвольная сценография смыкаются с повседневностью и ее функциями, преобразуя ее. Добавляя в нее толику безумия!