Произведения - [55]
Нарочно?! Да что вы! Ни-ка-ких причин. Абсолютно счастливая женщина. Всё было: муж на руках носил, работа — в удовольствие, квартира, машина… Нет, нет, "нарочно" категорически отпадает! А что — "здоровье"? Всем бы такое! В прошлом году нас чуть не под конвоем на профосмотр отправили — так у неё, представляете, даже карточки в поликлинике не оказалось. Нет, здоровье здесь ни при чём. Ядрёная была баба, в полном соку. И нервы — стальные. Ничем из себя было не вывести. На поминках вспоминали: представляете, оказалось — ни с кем никогда не поссорилась. Это в театре-то! Вечно была с улыбкой. Говорят, это — свойство всех ярко-рыжих. Солнечные люди!..
Для театра? М-м, ну как вам сказать? Человек она была в театральном мире редкий: никому не завидовала, ролей себе не рвала — всё больше в массовках, её это устраивало. Но, если уж честно, — актриса-то она была никакая. Так что, для театра… Но жаль её, очень жаль…
В последнее время? Нет, нет, абсолютно никаких проблем. До самого последнего дня была — как всегда. Спокойная, весёлая. Смеялась много. Анекдоты любила рассказывать. Знала их массу. Один — ну просто блеск! Про белую обезьяну…
Браво, Рита, браво!
Ко Христову дню
Наконец-то в жизни Игнатьича свершилось великое событие: он купил моторку. Сколько помнил себя — всё мечтал об этом. Много чего ему хотелось в жизни, порой хотелось жгуче, неодолимо. Не все, нет, не все желания сбылись. Немало их осталось лишь в задумках. Но сейчас, по прошествии лет, все они кажутся ему мелкими, нестоящими. Все, кроме этой. Лишь эту свою мечту он пронёс из детства нетронутой, неколебимой.
Пронёс через все соблазны юности: охоту, рыбалку, рано настигшее его увлечение всякой техникой. В армии мечта его выдержала самoе трудное испытание. Солдатская служба Игнатьича прошла в авиации. И хоть самолёты ему водить не довелось (был он всего лишь наземным механиком), но там совсем нехитро было заболеть небом. Однако он даже в ту пору ни разу не увидел себя во сне летящим средь облаков. По-прежнему самыми его счастливыми были сны, в которых мчал он на своей будущей моторке по неширокой их речке Инюшке. А мимо убегали назад близкие берега, чудесным образом убранные разом и дурманящим цветом черёмух, и алостью спелых рябин, и даже синеватыми снеговыми шапками сосен.
Игнатьича в деревне уважали. За трезвость, самостоятельность, за умелые руки. Он и сам себя уважал. Но совсем за другое. Все эти качества, по его разумению, каждый мужик обязан иметь. Иначе он не мужик, а так — шалаболка. А уважал себя Фёдор Игнатьич Пряхин именно за мечту свою многолетнюю, негасимую. Вот этим-то не каждый может похвалиться. Она, мечта эта, вроде тяжелила его, весу ему прибавляла. Опять же — мельтешить в жизни не позволяла.
Не знает уж, сколько лет тогда ему было, но вот день тот врезался в память накрепко. Моторная лодка на всю Шалаевку была разъединственная — у Семёна Макеева. Да и та попала сюда ненароком. А Семёну и вовсе досталась дуриком. Привезли её с собой геологи. Сговорили Семёна в проводники и два лета этой лодкой Инюшку утюжили: что-то в берегах её копали, искали, вымеряли. На зиму моторку Семёну же на сохранение оставляли. Должны были и на третье лето явиться. Да что-то, видать, раздумали. То ли поняли, что бесполезно в этих местах землицу ковырять, то ли ещё почему, но не приехали геологи, как обещали, — и всё тут. Семён, чтобы не рассохлась лодка, на воду её спустил, промазал как положено. А чтоб ржа мотор не взяла, попыхал им, поездил по речке туда-сюда. Вот тогда он и взял как-то с собой покатать деревенских мальцов.
Немало случилось в жизни Игнатьича моментов, когда сердце без малого разрывалось на части от восторга. Первый раз (в армии это было) на самолёте выше облаков поднимался. С парашютом — тоже в армии — прыгал. Первую в жизни женщину по-мужицки обнимал… Но то, что испытал он в далёкий теперь уж сентябрьский день, не сравнимо ни с чем. Это не лодка, а он сам собственной грудью вспарывал воду, и она обтекала его, признав своим, словно был он обкатанным ею валуном или же малым островком на речном пути. Бешеная, ему казалось, скорость не давала выдохнуть, воздух всё полнил, полнил грудь, готовясь вот-вот разорвать её. Голову распирала шальная пьяная лёгкость, словно падал он бесконечно в бездну. Берега слились в сплошную радужную ленту. Один раз он задел нависшую над водой осиновую ветку, и она брызнула кровавой листвой. Только листья уж не догнали лодку и с досады утопились в реке.
Когда наконец лодка ткнулась в берег и он вышел из неё, то сказал, как отрубил:
— У меня будет своя моторка!
Помнится, мальчишки осмеяли его, а Семён снисходительно улыбнулся. И только он сам, к тому времени уже почуявший свой настырный характер, — только он сам знал точно: будет так, как задумал.
Даже тогда, несмотря на малолетство, понял он, что затеял дело непростое. Штука эта, конечно, дорогущая. В их безотцовской многодетной семье деньги такие ниоткуда не свалятся. Поэтому вся надежда — только на себя. И он терпеливо стал ждать, ни на день не забывая о намеченном. Может, потому и школу бросил рано, на работу пошёл, с первой же получки начав откладывать "на лодку".
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.