Произведения - [51]
Иной день ходим-ходим с бабкой, уж ни ног не чую, ни глаз зарёванных разлепить не могу, а котомка всё пуста. Но домой так вернуться ни за что нельзя. Напоследок, в сумерках уже, затащу её в дом побогаче (у меня уж на это чутьё было). И только заведу своё "Пода-айте Христа ради!" — бух в обморок! Научилась. Правда, мне нетрудно было. У меня — истощение, малокровие страшенное. Темнота в глазах да голова кругом — в привычку. Да я уж приловчилась, умела с этим сладить. Прислонишься скорее к стеночке потеснее, подышишь поглубже — да и ничего, и дальше. А тут, значит, наоборот: головой туда-сюда мотать начинаю, дыхание приостановлю (тоже уже приловчилась) — и всё, отключилась. По-настоящему. Бабка пугалась. После — всё в красках: "Во весь росточек свой хлобыстнулась, аж головёнка от полу отскочила. Лежит — ни кровиночки в ей, бела, как смертушка. Глазёнки закатила. И губёшки вмиг вылиняли". Рассказывает — а у самой голос перехватывает. То ли от жалости, то ли от восторга.
Вот тогда ещё, должно быть, твёрдо усекла навсегда: жизнь — это театр. А все люди — актёры, только очень-очень разные. Я всегда играла хорошо. Не ухмыляйтесь! Как там, в ваших рецензиях, высшая похвала актёру? Что-то вроде этого: "Зрители забыли, что они в театре". Так вот, мои зрители никогда и понятия не имеют про какой-то там театр, часто даже не подозревают, что сами играют в моём спектакле.
Не верите? А помните утренний скандальчик у процедурного? Когда я этому гнусавому психопату порекомендовала держать себя в руках. Что он мне выдал в ответ? "Тебе хорошо рассуждать — ты бесчувственная. А для меня каждый укол — пытка!" Да ведь это же мне — прямо овации. Выходит, я уже тут знаменитость. С моей, разумеется, подачи. Это когда мне швы должны были снимать, сестра так долго запугивала меня, мол, дико больно будет, и так нудно уговаривала потерпеть, что мне стало тошно. "Да ладно вам, — говорю ей, — не тратьте время зря. Я всё равно почти ничего не чувствую. У меня, знаете ли, с детства после какой-то болезни притупление болевых ощущений".
А должна вам сказать, что я просто панически боюсь даже мало-мальской боли. Вы, наверное, заметили, что я после каждой еды чищу зубы. И так всегда и везде. У меня щётка зубная вечно в сумочке рядом с помадой. Это — чтобы избежать встречи со стоматологом. Всю жизнь коротко стригусь, чтобы расчёсываться не больно, волосы не рвать. Обувь размером больше покупаю, чтобы не жала. Много у меня ещё всяких заморочек, чтобы уберечься от боли. Но ведь здесь — то её не избежать. И кому, спрашивается, было бы хорошо, если бы я стала орать или ныть без передыху, нервы всем на кулак мотать, как этот утренний психопат? А так-то всем и ладно. Сестра не боится, что я её укушу. Больные вокруг в обморок заранее не валятся от страха. И мне — кайф: посматриваю на всех со своей сцены. И тихонько себе аплодирую: "Браво, Рита!" Кстати, боль в этот момент действительно становится меньше. Значит, играю хорошо, если её, проклятую, перехитрила. Однако же и окончательно убедилась: боль — не для меня! И предстоящих страданий теперь не боюсь. Потому как точно знаю: себя до них не допущу. Ни за что! Есть способы…
Не окончательно ещё я вас уморила? Прекрасно! Итак, что у нас за сим, какая роль? Н-ну, скажем, машина. О, тут — настоящий водитель. "Восьмёрка" у меня. Это мне подарок к сорокалетию. Муженёк у меня с бзыком. Втемяшил себе осчастливить меня. Да так уж тайно, что я и не смекнула что к чему. А он лет пять, однако, копил. Над какими-то рационализациями ночами корпел. На курорт не ездил. Даже пиво пить почти перестал — экономил. Свою обожаемую коллекцию марок продал. Да ещё и занимал — не хватило. И преподнёс! С шиком — это уж он умеет. Голубенькую — под цвет моих глаз. Ну, они, естественно, как и положено, излучали в тот день безмерное счастье. И разумеется, продолжают излучать его до сих пор.
Мы с моей "голубкой" вот уже седьмой год неразлучны, прямо-таки срослись. Муж даже часто обращается к нам обеим разом: "Заскочите за мной, я буду вас ждать". Или ещё чище: "Что-то у вас явно не в порядке. Срочно покажитесь мастеру". Подруги мне завидуют: "Вот счастливая!" В театре говорят: "Да что ей сцена? У неё теперь любимая роль — водитель". Про мою прямо-таки патологическую любовь к машине ходят анекдоты.
Но, боже мой, если бы вы знали, как люто ненавижу я это скопище вонючего гремучего железа! Всю жизнь техника — моя заклятая вражина. Всё-то у меня вечно заклинивает, коротит, перегорает. Да всё норовит долбануть меня побольнее. Интереса у меня ко всякой там механике — в гробу бы её видеть. Я же гайку с болтом путала. Лампочку в торшере сама не меняла. И вдруг — все эти спидометры-манометры, карбюраторы-аккумуляторы! Каждый раз, когда капот откидываю, как крокодилу в пасть голову сую: того и гляди — оттяпает. Я с детства резких запахов не выношу, даже духами не пользуюсь. А теперь вот бензином насквозь провоняла. И вместо обожаемой тишины — днями напролёт грохот, лязг и скрежет.
Знаете, какой у меня самый счастливый сон? Что я открываю утром гараж, а машины-то тю-тю, украли! С каким наслаждением швыряю я эти проклятые ключи на цепочке и как резво бегу к автобусной остановке! Но наутро я снова — придаток к машине, фанатка помешанная, готовая прямо-таки молиться на неё. И за семь лет я ни разу, понимаете, ни разу не провалила эту роль. Ни один зритель ни на минуту не усомнился в моей искренности. Ни муженёк мой разлюбезный, что осчастливил меня этим подарочком. Ни подруга моя лучшая, знающая обо мне больше, чем я сама. Ни гаишники бесчисленные. Да за одно это мне можно дать "заслуженного". И ведь, заметьте: играю без всяческих расчётов на звания, награды, славу. Исключительно из любви к искусству. Одна отрада: никто не неволит. Сама и выбираю роль, и веду её от начала до конца.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.
«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.