Происшествие - [66]

— Неправда, я не собирался на ней жениться. У нас и разговора об этом не было. Мы взрослые люди, было увлечение. И все. Но раз ребенок… В конце концов, я ж согласен помогать ему.

— Ваше согласие не требуется, — сухо промолвила Архипова.

— Как не требуется? Я усыновил ребенка. Без моего согласия это сделать было б невозможно…

…Так же гуськом судьи спустились с помоста и удалились в совещательную комнату. Старушки начали шептаться, все время оглядываясь на сидевшего сзади Чугунова. Парни, воспользовавшись перерывом, торопливо ушли. А Чугунов, очень красный, смотрел на правильный профиль Ларисы Кольской и испытывал к ней чувство, близкое к омерзению. Он не понимал, зачем она обратилась в суд, если он, усыновив ребенка, тем самым принял на себя обязательство материальной помощи. Неужели она считает его за такого подлеца, который добровольно не даст ни копейки?.. А Кольская сидела неподвижно, очень прямая, и глядела перед собой. Подруга все гладила ей руку и шептала:

— Не волнуйся! Главное — спокойствие. Вот гад-то. Это ж надо!

Почему «гад», что «надо», ни та, ни другая объяснить не смогли бы. Ведь совершенно ничего не изменилось в Анатолии Чугунове за последние несколько месяцев с той поры, когда Лариса бегала на свидания и оставалась у него ночевать.

В совещательной комнате судья Архипова села за свой письменный стол, учительница Туркина — в кресло возле него, а токарь Ходыкин примостился на широком подоконнике и вопросительно поглядел на Ольгу Дмитриевну Архипову.

— Ладно уж, курите, — улыбнулась она. — Только форточку откройте. Беда с вами, куряками.

— Директор нашей школы, — заметила Туркина, — категорически запретил учителям курить в школьном здании, так как это дурно влияет на детей.

Она сидела в кресле пряменькая, аккуратная, вся очень чистенькая — живой пример положительности.

— Двух детей сиротами оставил, — задумчиво сказал Ходыкин. Он прожил с женой душа в душу двадцать лет, был примерным отцом и в этом видел одно из своих предназначений на земле. На заводе ему часто приходилось сталкиваться с молодежью, и опыт убедил его, что чаще всего неблагополучные дети вырастают в семьях без отцов. — Нехорошо. А женщина, истица эта, ничего себе с виду. И чего он ее бросил? Ведь ребенок родился… Какую уж жар-птицу ему надобно? — И Ходыкин вздохнул.

— Распущенность! — коротко прокомментировала Туркина, достала из сумочки пилку и стала подпиливать ногти. Она не умела сидеть без дела. И если б это было удобно, то во время ничего не значащих допросов в зале заседания Туркина проверяла бы за судейским столом школьные тетради или, в крайнем случае, вязала. Однако такое было невозможным, поэтому она очень активно вела себя в качестве народного заседателя, что раздражало судью Архипову, так как порой это уводило в сторону рассмотрение вопроса.

Архипова автоматически писала вводную часть судебного решения и думала о женщине, оставшейся в зале, которая будет теперь всю жизнь одна маяться с ребенком. Она жалела ее. Думала Архипова и о Чугунове. «Летун, мотылек, — решила она. — Жен как перчатки меняет. С одной не ужился, с другой, а с третьей и пробовать не стал…»

— Такие люди, как Чугунов, подают очень плохой пример обществу, особенно молодежи, — заметила Туркина, словно подслушав мысли судьи, и довольно оглядела аккуратно отточенный ноготок. — Ему тридцать два года, а он уже сменил три жены.

— Нехорошо, — согласился Ходыкин и осторожно выпустил дым в форточку.

Архипова положила шариковый карандаш на стол.

— Вы правы… Значит, так: по исполнительному листу будем взыскивать двадцать пять процентов. Если мать первого ребенка тоже подаст на алименты, сумму пересмотрим. Согласны?

— Безусловно. Но я уверена, что первому ребенку он не платит ни копейки, — спокойно произнесла Туркина. — Есть очень гордые женщины… Мать одного моего ученика принципиально отказалась от алиментов. «Нам, — говорит, — от подлеца подачек не надо». Хотя я лично с ней не согласна.

— Да, вы правы, — снова сказала Архипова, имея в виду не последние слова Туркиной, а поведение Чугунова. — Образ жизни Чугунов ведет какой-то, ну, — она запнулась, подбирая слова, и Туркина тут же подсказала:

— Ветреный, я бы отметила. Я ж говорю, дурной пример. По-моему, надо вынести частное определение и послать к нему в партийную организацию. Пусть приглядятся. Уверена, что на службе об этом ничего не знают.

— Ну как не знают, если истица и ответчик работают вместе, — засомневался Ходыкин.

— Уверена, что не знают, кто отец ребенка Кольской. Женщины ведь очень горды.

— Хм, — произнес Ходыкин.

— Вынести частное определение? — задумчиво спросила Архипова.

— Конечно! — убежденно воскликнула учительница. — Надо же ставить хоть какие-то препоны против распущенности. Конечно, никто не может заставить жениться насильно. Но пусть коллектив знает, что за тип находится среди них. Поразительная легкость нравов! — Туркина покончила с ногтями, спрятала в сумочку пилку, достала оттуда отутюженный, сверкающий белизной носовой платок, очки, стала протирать стекла.

— Пожалуй, верно. Столько бед от безотцовщины, — промолвил Ходыкин и закурил новую сигарету.