Происшествие - [103]

Самое главное — это была потерпевшая, Орешникова. Если она признает, что да, действительно Илья толкнул ее нечаянно, то вопроса нет — дело прекратят. Значит, надо было устроить так, чтобы кто-то поговорил с этой Орешниковой. Целый день Лидия Алексеевна металась по телефонам, искала подступ к этой даме, как она ее про себя именовала. Хоть и велика Москва, но Лидия Алексеевна твердо была убеждена, что с любым человеком из восьми миллионов ее жителей можно найти общих знакомых. И хоть Архипов заметил, что с таким же успехом можно искать иголку в стоге сена, она не изменила своего мнения.

— Человек не иголка, Сереженька. Кстати, ты бы тоже поискал. У тебя автомобилистов знакомых целая куча.

Архипов тоже принялся за поиски. Впрочем, за два дня, потраченных на это дело, ни он, ни Лидия Алексеевна не преуспели, и потому скрепя сердце она позвонила на работу брату, члену-корреспонденту Академии медицинских наук Петру Алексеевичу, и назначила с ним встречу, так как не хотела, чтоб его жена знала о неприятностях в семье Архиповых. Они встретились в кафе, возле института, где работал Петр Алексеевич. Лидия Алексеевна кратко изложила ситуацию.

— М-да, — сказал Петр Алексеевич. — А что я должен сделать?

— Другого выхода, Петя, у меня нет. Ты знаешь директора института, где работает эта Орешникова. Попроси его переговорить с ней. Пусть убедит ее не калечить Илюше жизнь.

— Не очень удобно, — поморщился Петр Алексеевич.

Лидия Алексеевна заплакала:

— Петя, я умоляю тебя. Если она заупрямится, я сама пойду к ней, поймет она материнские слезы. Хотя… она безмужняя и бездетная, наверное, потому так и окрысилась на Илюшу. Господи, я так страдаю, Петя…

— Ну не надо, Лида. Я поговорю с ним, не расстраивайся. — Петр Алексеевич очень любил сестру и племянника любил. Он тоже думал, что случилось недоразумение, потому что в его представлении Илюша был воспитанный и хороший мальчик. А если из-за этой глупости его посадят, то жизнь у него будет сломана и Лида этого не переживет. — Я все сделаю, не волнуйтесь, сегодня или завтра я просто подъеду к нему…

— Спасибо, — Лидия Алексеевна сквозь слезы благодарно улыбнулась брату.

Ночь Евгения Дорофеевна спала плохо, часто просыпалась, и сердце болело, чего прежде с ней не случалось. Встав с постели, тотчас бросилась к зеркалу — вид был отвратительный, но она не позволила себе расстраиваться, а стала думать, что теперь делать. Сегодня, решила Орешникова, придется отсидеться дома, и за сегодняшний день надо раздобыть очки с большими затемненными стеклами. Это самое трудное, с простыми стеклами можно одолжить, а ей нужны были с диоптрией минус четыре.

Вторая ее забота был вчерашний больной латыш. Сегодня ему сделают необходимые анализы, а завтра во что бы то ни стало надо ехать в клинику и самой еще раз осмотреть его, наметить поле облучения и, не откладывая больше ни на один день, начать лечение. Болезнь и так уже достаточно запущена. Если б она не была так запущена, она поручила бы его своему помощнику, но сейчас Евгения Дорофеевна не могла это сделать, она доверяла только собственным рукам и глазам.

Позвонила Ирина Вербицкая.

— Ты как?

— Дурацкий вопрос! — сердито ответила Евгения Дорофеевна. — Думаю, где очки достать.

— Знаешь что? Твоя оправа осталась у меня в сумке. Я попытаюсь вставить стекла.

— К этой оправе стекол у нас не найдешь…

— Найду, — решительно сказала Ирина Ивановна. — Ты тоже ищи, будем действовать параллельно. На работу идти не можешь?

— Без очков не могу. Умоляю, Ирина, помоги. У меня новый больной, каждый день на счету. А послезавтра — конференция.

— Ты только не волнуйся.

— Легко говорить… — Евгения Дорофеевна всхлипнула.

Кошки друг за дружкой вошли в комнату, сели напротив Евгении Дорофеевны и стали печально глядеть на нее.

— Ну что, дурашки? — спросила Евгения Дорофеевна. — Страшна? Вот такая жизнь. Идемте, я вам рыбки дам. — Она поднялась со стула, и кошки, словно поняв, неторопливо пошли впереди нее по коридору к кухне.

Потом Евгения Дорофеевна методично обзванивала одну аптеку за другой, но напрасно — готовых очков нигде не было. В середине дня позвонила Ирина и сказала, что все в порядке, в ближайшие дни оправу починят и стекла вставят.

— Спасибо, Ира, а я уже отчаялась, почти все аптеки обзвонила.

— То-то я с трудом прорвалась к тебе — занято и занято. Я думала, ты с Басаргиным любезничаешь.

Вчера Евгения Дорофеевна, сказав Басаргину, что идет с Ириной в театр, сразу пожалела об этом. Ей тотчас же расхотелось идти на балет, но какое-то горькое чувство, что она должна всегда подлаживаться под его возможности, не позволило изменить решение.

— Приходи ко мне завтра? — попросила она.

— Ну, конечно, Женя. Во сколько?

— Ты позвони. Может быть, встретишь меня у клиники…

— Обязательно.

Сейчас Евгения Дорофеевна думала о том, что Басаргин позвонил на работу, там ему сказали, что она заболела, и он никак не может до нее дозвониться. «Так хочется видеть его, — с тоской думала Евгения Дорофеевна. — Так соскучилась».

В ее трудовой напряженной жизни праздники бывали редко. Она радовалась, когда удавалось поставить на ноги больного, но это все-таки был не ее личный праздник, а всего коллектива. Личным были встречи с Басаргиным, коротких три-четыре дня раз в год.