Происшествие на тихой улице - [31]

— Это вы, товарищ инспектор? — спросил он с сильно бьющимся сердцем.

— Да, Зарко! — ответили в трубке. — Что, говори…

— Товарищ инспектор, мы выследили бандита! — выпалил одним духом Зарко.

— Какого бандита?

— Бандита в желтых ботинках!

— Молодцы! — обрадованно воскликнул инспектор. — Где ты сейчас?

Зарко сказал улицу и номер. В трубке помолчали — по-видимому, инспектор записывал адрес.

— Стерегите вход! — снова раздался его голос. — Я сейчас приду!

Минут через десять инспектор Табаков явился в сопровождении двух человек. Они зашли в один из подъездов, и Табаков подробно расспросил Зарко обо всем случившемся.

— Отлично! — радостно воскликнул он. — Вы оправдали оказанное вам доверие!

Зарко залился румянцем. Инспектор задумался, на лице его появилось то выражение, которое смущало и близких и сослуживцев.

— Спасибо, Зарко! — заговорил он опять. — Теперь вы свободны и можете идти! Я к тебе завтра — или послезавтра опять зайду…

Но Зарко не двинулся с места, лицо его выражало одновременно и любопытство, и стыд, и решимость, и смущение.

— Товарищ инспектор, нельзя ли и нам посмотреть?

— Что посмотреть?

— Ну, как вы арестуете бандита!

Глаза инспектора весело блеснули.

— Да мы не будем его арестовывать, — сказал он, пряча улыбку.

— Не будете? — изумился Зарко. — Почему?

— Потому что, дружок, у нас нет никаких доказательств. Как же мы его арестуем, так вот, без ничего! А может, он ни в чем не виноват.

— Не виноват? — воскликнул Зарко. — Но ведь он же бандит!

— Этого мы пока что не знаем. Но теперь уже сможем установить. Сначала мы хорошенько понаблюдаем за ним, изучим как следует.

Зарко был ошеломлен, он стоял как вкопанный, не смея верить своим ушам. Эх, и зачем только даром время терять? Лучше арестовать его сию же минуту и подробно допросить. Если он виновен, все сразу станет ясно и Васко будет освобожден. А если он окажется невиновным, — что ж, ничего, никто его не съест. Инспектор, казалось, угадал его мысли.

— Послушай, Зарко… Лучше упустить одного преступника, чем оскорбить невинного человека! — сказал он мягко. — Незаслуженная обида — это самая жестокая вещь на этом свете!

Зарко посмотрел на доброе, умное и честное лицо инспектора.

— Да, верно, — вздохнул он, потупившись, все же не совсем убежденный словами инспектора. — До свидания.

Андрейко ждал на углу. Зарко взглянул на него исподлобья и угрюмо проговорил:

— Что верно, то верно — помог! В общем, искупил свою вину…

Несмотря на то, что ему не терпелось узнать, что будет дальше, Андрейко не сказал ни слова и, опустив голову, молча зашагал рядом с Зарко.

* * *

Истекшие дни ничем не порадовали инспектора. Почти все это время он был занят розыском таинственного «Москвича». За это трудное дело принялись и сотрудники КАТа — учреждения, контролирующего автомобильный транспорт. Им был знаком весь автомобильный парк, и они установили за ним тщательное наблюдение. Не осталось ни одного «Москвича», который бы за эти дни не подвергся их проверке, независимо от того, ехал ли он по городу, стоял ли в общественном гараже или находился в ремонте. Под разными предлогами им удалось проникнуть и во все частные гаражи владельцев «Москвичей». Не проверенными остались лишь машины, бывшие и разъезде. А их, к сожалению, оказалось немало. Лето — лучший сезон для любителей-автомобилистов. В летние месяцы мало кто из них сидит в городе — большинство разъезжает по курортам, по живописному морскому побережью. Этой последней партией «Москвичей» занялись местные органы КАТа. Но сведения оттуда все еще не поступали.

И все-таки поиски оказались не совсем безрезультатными: было выявлено шесть «Москвичей», у которых за передним стеклом кабины висели какие-нибудь игрушки.

Что касается двух машин, то их «алиби»[3] было доказано со всей очевидностью. В день преступления одна находилась в Варне, а другая «отдыхала» с разобранным мотором в одной ремонтной мастерской. Под сомнением оставались четыре «Москвича», владельцы которых, однако, не вызывали никакого сомнения. Ими оказались: пожилой, очень известный писатель, художница, профессор Политехнического института и летчик в чине полковника. Сведения о писателе и летчике были таковы, что их вообще следовало исключить из числа подозреваемых. Оставались профессор и художница. Последняя вряд ли бы похитила ребенка, а если бы и похитила, то наверняка с помощью мужчины. В отношении ее надо было проверить, не давала ли она кому-нибудь пользоваться своей машиной. Ничего сомнительного не удалось обнаружить и в поведении профессора.

Табаков распорядился также произвести осмотр пишущих машинок, если таковые у них окажутся. Машинки, совсем других марок, были у писателя — «Эрика» и у профессора — «Оливетти».

И все-таки, несмотря на неблагоприятные данные, инспектор не отчаялся. Органы милиции приступили к тщательному изучению поведения заподозренных лиц и всех фактов, относящихся к их жизни. Совершенное преступление носило такой характер, что если бы кто-нибудь из них оказался действительно виновным, то ему было бы чрезвычайно трудно скрыть все следы. Кроме того, ожидались данные из провинции — быть может, они наведут на какой-нибудь новый след.