Происшествие - [6]

- Нет, ты как нас нашел? Ты как нашел? Мы ото всех схоронились!

Гришка теребил его за рукав:

- Сюда же не пройдешь! Мы же болотами отрезаны! Вы как проперлись-то, папаня?

- Убирать со стола прикажете? - сердито крикнули из-за стола, и дети ринулись обратно. "Не больно-то сытно им тут", - подумал Роберт и стал доставать яблоки. Он было опустошил карманы, но за подкладку завалилось одно, второе, третье яблоко. Он вытащил эти и обнаружил новые.

- Золотой налив, - похвалил густой певучий голос. Незнакомая седая толстунья раздавала шлепки и подбирала яблоки. Дети уворачивались, и тут, он не заметил откуда, выскользнула Ариша.

- Ну нашел, ну молодец, - она схватила его за руку и потащила за занавеску.

Ему показалось, что она и не рада вовсе. Все этот свет странный виноват. Он и не освещает даже. Только круг перебегает по столу, и лица в этом круге вдруг застывают, как на старой фотографии. "Какие красивые дети! - подумалось ему. - Здесь хоть птицей летай, хоть черепахой ползай ты в своем праве. Отчего бы это?" Роберт искал в памяти благодарственную молитву, но память молчала.

- Ну спасибо, батя, - сказал он.

- А батьки в лесу ходят, - не поняла Ариша.

В щели корябался ветерок, лампа метала клочья света.

- Господь услышал мои молитвы, - выговорил Роберт.

- Ну ты даешь! - засмеялась Ариша. Они сидели на лавке, занавеска просвечивала, дети работали ложками, а Ариша шепотом рассказывала.

- В прошлый понедельник все и началось. Ну обход, как обычно, а потом из наших вызвали на профилактику пятерых. А Аленка Рыбченкова, - Ариша шептала теперь в самое ухо, - с вечера еще чумная какая-то сделалась. С Алешкой и Гришкой по углам шепталась. Вика за ней хвостом, ну мы ничего... Флирт там, думали, ладно, много у них радости, что ли... Ну Рыбченкову вызвали и еще, значит, четверых девчонок. А на нее, на Рыбченкову Алену, комиссию из Центра пригласили специальную. Она же трехгрудая у нас, одна на все Спайсы. А девка в дверях уперлась, коленки и локти в стороны и орет: "Не пойду!" Психиатр прибежал. Думали, стесняется девчонка комиссии. Но нет, стеснение тут ни при чем, напротив. "Я, говорит, уродом трехгрудым родилась, уродом помру. И замуж уродом выйду". Стали вразумлять, согласно методике: кто, мол, тебя такую возьмет? А она: "Найдутся!" Тут Гришка Качалава выворачивается: очень, мол, говорит, я не прочь. Да еще этот "Человек будущего" тоже вылезает: "Могу, говорит, жениться свободно. Я хочу свой собственный генотип воспроизвести".

Ну и эти, дураки старшие, малышей взбунтовали. Те обезьянничают, орут: "Генотип, генотип!" Все свое увечье обнаруживают и все про конституцию кричат.

- Какую еще конституцию?

- Есть, вообрази, в конституции нашей пункт - право на аномалию, на уродство там записано. Предусмотрели мудрецы. Никто этих прав, конечно, никогда не качал, чтобы горбатым быть или на одной ноге скакать, а нашим понадобилось вдруг. Ну сорвали они профилактический осмотр, мы всех растащили по дортуарам. Директору выговор, главврач там теперь на волоске висит. А нас просили утихомирить детей до официального решения. Они могли, конечно, утихомирить их лекарствами, но вот не стали.

Один мальчишка пропал, дети говорят, что он бумагу в Центр понес насчет прав. Лес три раза прочесывали, но не нашли. Ночью дети занавески посрывали, форму свою топтать начали, ну Зеленина Александра и отомкнула нам ворота: идите, мол, со своими детьми, кто не боится, на все четыре стороны, пока в остальных группах у нас относительный порядок, дисциплина и покой.

Тринадцать человек всего нас и ушло. Мамаш пятеро и трое отцов. Ты вот четвертый. Нам кое-что в Спайсах на дорогу собрали, и пошли мы лесом, через сушняк да за горелое место. Манану встретили: надо вам бобылиху Степаниду сыскать. А ее уж лет десять никто и не видел, говорит. И рассказывает: "На горелом месте раньше богатое село было, а Степанида эта не уродилась как-то - то ли собой не вышла, то ли характером, и по болотам стала вечерами гулять. Кто-то подглядел, что она по самой топи, как водомерка, ногами стрижет и не проваливается. А тут пропажи всякие начались в селе. То белье с веревки снимут, то горшок разобьют, ну на нее и подумали. Да в лесу еще ее кто-то с парнем видал, а в селе все женихи наперечет, а чужих и пришлых вовсе не было. Пошли разговоры: болотный-де человек, да и сама она, мол, из этих..."

- Из каких "этих"?

- Ну из тех, из других. Знать толком никто не знает ничего, а уже ославили девку. Она мыкалась, мыкалась да ушла.

Роберт зевнул. Аришин рассказ сбивался на сказку. Тут уж болота лет тридцать стоят, а чтоб богатое село да женихи... Когда ж это было!

Ариша не знает, когда. Давно. Роберт встряхнулся, отгоняя сон, и стал спрашивать: долго ли шли лесом, да чем кормили детей? Но вот странность какая: что с бобылихой лет сто назад было, Ариша вроде бы в подробностях помнит, а когда и как добрались они сюда, - рассказать толком не может. А встретила их сама бобылиха. "Маленькая старушонка", - подумал Роберт.

- И ничего не махонькая. Очень рослая, а по возрасту не сказать, что молодая, а лет сорок. Румянец во всю щеку, а голосище, что у Соловья-Разбойника. По плечам белки скачут, два пса при ней и коровенка есть. Нас приютила, а сама в болота ушла. И дети видели: по болоту, как посуху, ногами стрижет, а навстречу ей болотный человек дует.