Проигрыш — дело техники - [27]

14

Женщина торопливо подошла к стоянке такси. Неподалеку выстроилась в очередь вереница машин. К женщине подкатил желтый «додж-дарт», и водитель, следуя ее указанию, довез пассажирку до кинотеатра «Астор-пласа». Там сегодня показывали «Телохранителя» с Кевином Костнером. Приготовив двухтысячепесовую купюру, женщина приблизилась к кассе, купила билет и скрылась в дверях кинотеатра. В зале она устроилась в уголке ложи бенуара, куда обычно никто из зрителей не садится, если есть другие свободные места. Едва в зале погасили свет, к женщине подсел мужчина.

— Кто-нибудь видел, как ты уходила с работы?

— Нет, не думаю.

— Ладно, пошли отсюда!

— Да, жду тебя в четырнадцатом!

Эта цифра означала комнату номер 14 в мотеле «Билир-рубина», что за поворотом между Каракас и Тринадцатой.

Женщина приехала первой. Зашла в ванную, сходила на унитаз по-маленькому, затем встала перед зеркалом, подняла подол юбки и, поворачиваясь в разные стороны, принялась критически себя рассматривать. Покусала губы, чтобы выглядеть более сексуальной, несколько раз шлепнула себя по ягодицам, после чего снова натянула трусы. Кажется, все в порядке. Она прошла в комнату, разделась, обнажив красивые ноги и обвислую грудь, и к тому времени как прибыл мужчина, уже ждала его голая в постели. Тот, не теряя времени, присоединился к ней, начались ласки, потом стенания. Именно тогда в дверях появился Силанпа, стреляя вспышками своего «никкормата».

— Полиция, всем оставаться на местах!

Будто ударом тока, двоих в постели отбросило в разные стороны.

— Хосе Луис, сделай что-нибудь, не будь таким размазней! — закричала женщина, но мужчина только закрыл лицо одеялом. По шевелению плеч и складок материи угадывалось, что он плакал.

— Сучий сын! — снова закричала женщина, обращаясь уже к Силанпе. — Вы же людям жизнь ломаете, не понимаете, что ли?

Они встретились глазами. Силанпа разглядел косметику у нее на щеках, волосы, стянутые в хвост на затылке, серебряный браслет на запястье. Женщина показалась ему очень привлекательной своими беспомощными попытками закутать в простыню нагое, покрытое испариной тело. Лицо ее выражало мольбу. Силанпа подошел к столу и написал на бумажке номер телефона.

— Позвоните мне, обсудим! — С этими словами он вышел из комнаты, ненавидя обоих за измену, боль которой испытал и сам, и одновременно жалея несчастную парочку, вынужденную прятаться в дешевых мотелях ради нескольких быстротечных минут торопливой любви.

Ему подумалось, что пора уже перестать принимать заказы на частный сыск. Силанпа попытался вообразить, что бы он чувствовал, если бы ему принесли фотографии Моники. Есть что-то мазохистское в лицезрении любимой женщины в чужих руках, соприкосновения ее тела с телом другого мужчины. Он открыл фотокамеру, вынул кассету и швырнул под колеса мчащихся по улице автомобиль. Через несколько он уже парковал свой «Рено-6» на стоянке санатория в Чие.

Гусман выглядел неплохо. Силанпа вручил ему пакетик ачирас, в подробностях пересказал беседу с Абучихой и описал то, что видел на территории турецкой бани.

— Я, со своей стороны, думал об этом деле, Виктор, вертел его так и сяк, и вот что мне пришло в голову. Подобных ужасов у нас в стране пока не наблюдалось, так ведь? То есть я хочу сказать: те наши соотечественники, для кого убийства превратились в повседневное занятие, конечно, садисты, но даже они никогда не совершат подобного зверства. Поэтому мне кажется, что есть в этом определенный смысл и… не знаю, не знаю почему, но мне чудится в этом что-то вроде ритуала, призванного передать какое-то послание, может быть, даже определенному адресату, как бы на языке, понятном только в узком кругу… И еще: жестокость может выражаться в разных формах, но идея посадить человека на кол свидетельствует об известной изощренности ее авторов… Впрочем, возможно, я ошибаюсь:

— Но то, что у нас такого еще не было — сущая правда!

— Вот я и говорю. Покопайтесь-ка в архивах, почитайте историческую литературу на эту тему, узнайте — кто и за что сажал людей на кол?

Силанпа поделился тем, что почерпнул в энциклопедии, и Гусман взял это себе на заметку. Потом посмотрел в глаза Силанпе.

— Чувствую, вы хотите рассказать мне еще о чем-то, — произнес он.

— Нет, больше пока ничего не добыл.

— Я имею в виду лично вас. Что-то случилось?

Силанпа поднял глаза к потолку, будто выискивая на нем невидимое пятно или трещинку…

— Да, Моника…

— О господи!

— Она изменяет мне с Оскаром, своим прежним любовником — помните, я рассказывал?

— Я предполагал, что произойдет нечто подобное… А вы уверены?

— Я их застал.

Гусман почесал обе щеки.

— Что, сильно гложет?

— Чувствую себя в полном дерьме, но стараюсь не думать.

— Между вами что-то произошло накануне?

— Да так, фигня. В общем, я ее продинамил пару раз из-за работы.

— Это уже не фигня! Это самое большое зло, какое можно причинить женщине! Вы с ней говорили?

— Не могу заставить себя встретиться с ней, боюсь услышать правду.

— Если такая женщина, как Моника, поступает подобным образом, значит, что-то нарушилось у нее внутри. Подломилась какая-то опора.

Силанпа молча смотрел на него, и Гусман продолжил: