Проигравший выручает все - [20]

— Ну какой же вы незнакомец, — сказала она, меня обрадовало, что она хотя бы англичанка и мне не придется весь вечер беседовать на ломаном французском языке. — Я с таким восхищением слежу за вашим ни с чем не сравнимым везением (она не раз извлекала выгоду из этого везения).

— Я хотел осведомиться, милая леди (эта невероятная фраза снова соскочила с моего языка), не окажете ли вы мне честь со мной отобедать? Мне не с кем отпраздновать свою удачу.

— Ну конечно, полковник, с огромным удовольствием.

При этих словах я действительно поднес руку к губе, проверяя, нет ли там усиков. Мы оба словно разучили роли в какой-то пьесе, — мне даже стало не по себе, — интересно, что сулит мне третий акт? Я заметил, что она бочком продвигается к ресторану Salle Privée, но весь мой снобизм восстал против появления там с такой примелькавшейся комедийной персоной.

— Мне казалось, что нам имело бы смысл немножко подышать воздухом, — сегодня такой прекрасный вечер. И после здешней духоты найти какое-нибудь укромное местечко... — Я бы даже предложил отдельный кабинет, если бы не боялся, что мои намерения будут ложно истолкованы и тут же подхвачены.

— Я просто в восторге, полковник.

Мы выплыли из зала (я не могу выразить это иначе), и я только молил бога, чтобы Кэри с ее молодым человеком уже обедали в своем дешевом кафе; я бы не вынес, если бы она меня сейчас увидела. Эта женщина порождала вокруг себя вымышленный мир: я был убежден, что к седым усикам у меня теперь добавился шапокляк и накидка на алой подкладке.

— Как вам кажется, не взять ли нам извозчика? В такую благовонную ночь...

— В такую блаженную, полковник?

Я не стал ее поправлять, да она бы и не поняла.

Когда мы сели на извозчика, я прибег к ее помощи:

— Я здесь еще чужой. И редко обедал не в отеле. Куда мы можем пойти, где... тихо и бывают только избранные?

Я решил настаивать, чтобы ресторан был для избранных: если бы туда не пустили никого, кроме нас двоих, мне было бы не так стыдно.

— Тут есть небольшой новый ресторанчик, — в сущности, это клуб, но очень comme il faut. Называется «Орфей». Боюсь только, полковник, что там дороговато.

— Дороговизна — не помеха. — Я назвал извозчику адрес и откинулся на сиденье. Она сидела очень прямо, и я мог спрятаться за ее массивной фигурой.

— Когда вы последний раз были в Челтенхеме?..

Нами правил в тот вечер сам дьявол. Что бы я ни сказал, это были слова из моей роли. Она тут же отозвалась:

— Ах, милый Челтенхем... Но как вы узнали?..

— Да ведь красивая женщина сразу бросается в глаза...

— Вы тоже там живете?

— В одном из домиков возле Куинз Парейд.

— Значит, мы совсем соседи. — И, чтобы подчеркнуть нашу близость, ее мощное, лиловое бедро слегка коснулось моего. Я был рад, что извозчик остановился; мы не проехали и двухсот шагов от казино.

— Для высоколобых, а? — сказал я, злобно поглядев, как это сделал бы полковник, на освещенную маску над дверью, вырезанную из гигантской картофелины. Мы были вынуждены, обмахиваясь, пробираться сквозь обрывки хлопка, которые, как я понял, должны были изображать паутину. Маленький зал был увешан фотографиями писателей, актеров и кинозвезд. Нам пришлось расписаться в книге и стать, как видно, пожизненными членами этого клуба. Я подписался Робертом Деверо, чувствуя, как она, навалившись на мое плечо, разглядывает подпись.

Ресторан был полон и довольно грубо освещен голыми лампочками. Вокруг висела уйма зеркал, явно закупленных на распродаже какого-то старого ресторана, потому что на них рекламировались вышедшие из обихода блюда вроде бараньих отбивных.

Она мне сообщила:

— На открытии был Кокто.

— А кто он?

— Ах, полковник, вы надо мной смеетесь.

— Видите ли, мой образ жизни не оставлял мне времени для чтения книг, — сказал я и вдруг прямо под рекламой отбивных увидел смотревшую на меня Кэри.

— Как я завидую тем, кто ведет жизнь, полную приключений, — заявила моя спутница и положила звякнувшую сумочку на стол. Ее ласточкино гнездо вздрогнуло, а янтарные серьги качнулись, когда, повернувшись ко мне, она доверительно сказала:

— Ну же, полковник, я до страсти обожаю слушать, когда мужчина мне рассказывает про свою жизнь. (Глаза Кэри в зеркале стали огромными, рот так и остался полуоткрытым, словно она онемела на середине фразы.)

— Да рассказывать в общем-то нечего, — сказал я.

— Насколько мужчины скромнее женщин! Если бы я совершала в жизни безрассудства, я бы не уставала ими хвастать. Челтенхем, вероятно, кажется вам тихой заводью.

Я услышал, как за соседним столиком уронили ложку, и неуверенно пробормотал:

— Что ж, я не против тишины... Что вы будете есть?

— У меня такой малюсенький аппетит, полковник. Лангуст «термидор».

— И бутылочку «Вдовы Клико»? — Я готов был откусить себе язык, — эти отвратительные слова вырвались прежде, чем я смог их проглотить. Мне хотелось повернуться к Кэри и сказать: «Это — не я. Я этого не писал. Это моя роль. Вини тут автора».

Чей-то незнакомый голос произнес:

— Но я вас обожаю. Я обожаю все, что вы делаете, как вы говорите, как вы молчите. Я хотел бы гораздо лучше говорить по-английски, чтобы я мог вам сказать...