Проигравший из-за любви - [148]

Это сообщение, сделанное надменным голосом Джарреда, означало, по существу, разрыв между Джобери и Гарнером. Тремя днями позже мистер Гарнер получил послание, написанное женской рукой, начинающееся комплиментами мистера Джобери и заканчивающееся просьбой вернуть ему другие деньги, которые занимал мистер Гарнер.

Таким образом, избавившись от своего закадычного друга, Джарред почувствовал, что он находится на пути к храму Добродетели. Вид дочери усилил это чувство. Ее грация и очарование вызвали в нем отвращение к собственной жизни, ее неизменная привязанность к нему задела его до глубины души. Он с сожалением вспоминал о том, как мало он сделал для того, чтобы вырастить столь прекрасный цветок, о том, как этот, бедный ребенок рос, подобно Синдерелле, среди грязи и уныния, не имея даже крестной матери, о том, как мало он имел прав на ту любовь, которой она одарила его.

— Я полагаю, ты тайком приехала ко мне, моя девочка, — сказал он дочери тем же вечером.

— Нет, отец, у меня нет никаких секретов от Уолтера, — ответила она мягко. — Мы только вчера в четыре часа прибыли в Лондон. Остановились в Черинг-Кросс на несколько дней перед тем, как начать наше осеннее путешествие, и сразу же после обеда я послала за кэбом и отправилась к вам. Бабушка была так рада видеть меня. Все было как и раньше, за исключением ворчания, — добавила Лу с улыбкой.

— Но я боюсь, что твоему мужу не очень по душе, когда ты приходишь сюда, — ответил задумчиво Джарред.

— Если честно, то он хотел бы сделать так, чтобы мы не встречались. Он не простил тебе, что ты скрывал его все то время, когда он был болен. Уолтер считает, что он сыграл не слишком хорошую роль по отношению к бедной молодой леди — мисс Чемни.

— Что, ну что за глупышка ты, Лу! — воскликнул ее отец с негодованием. — Неужели ты не знаешь, что он бы женился на этой леди, если бы не мое вмешательство. Если бы я не заставил тогда доктора Олливента поверить в то, что он мертв и уже Не вернется, то молодого Лейбэна забрали бы в дом мистера Чемни и за ним бы ухаживала и оберегала его та молодая леди и тогда, выздоровев, он наверняка бы женился на ней, как его обязывал долг. Если бы шанс, данный мне провидением, относился только к моему благополучию, то ты бы никогда не стала женой Уолтера Лейбэна.

— Я знаю, папа, и знание этого принесло мне немало горьких переживаний. Все мое счастье построено, завоевано с помощью ловушки. Я чувствую, что мы как будто специально подстроили западню Уолтеру и что я была самой подлой женщиной, выйдя замуж за него.

— Ты не могла бы выйти замуж за него, если бы он сам не попросил тебя об этом и он не женился бы на тебе, если бы не любил тебя больше всех на свете, — говорил Джарред с возрастающим негодованием. — Но я думаю, ты могла бы быть и благодарна человеку, который спас твоего возлюбленного от помолвки с другой женщиной, который свел тебя и его вместе. Если бы я позволил тебе упустить такую завидную возможность, то ты бы не была сейчас миссис Лейбэн.

Тронутая этим упреком, Лу обняла отца за шею и нежно поцеловала его.

— Дорогой отец, я не неблагодарная дочь, — сказала она, — я знаю, что все, что ты делал, предназначалось для меня. Только…

— Только ты стыдишься вспомнить то, что всем, чем ты обладаешь, ты обязана помощи бедного старого отца. Не стоит, Лу, так всегда бывает. Когда человек ставит лестницу, первое, что он сделает, — это уронит ее. Я не обижаюсь.

Джарред помолчал еще несколько минут, после чего Лу трудновато было вернуть его к обычному веселому настроению. Но он не мог устоять против обаяния своей дочери, ставшей леди. Она обладала сейчас совершенно новыми, неизвестными ему ранее прекрасными качествами. Ее голос, всегда густой, приобрел сейчас мягкость и звучал для него как музыка. Жизнь, полная странствий, которую она вела со своим мужем, единение с тем, что было самым чудесным и удивительным в природе, изучение всего самого, чистого в искусстве было куда более интересным и поучительным процессом, чем формальная школьная рутина, преподаваемая скучными учителями, и Лу извлекла огромную пользу из общения с культурой. Грубая натура Джарреда не выдержала этого нового влияния на него. При расставании тем вечером Лу вложила свой кошелек в руку отца.

— Это небольшая сумма — мои карманные деньги, отец, — сказала она, — но они могут быть полезны.

— Моя дорогая, это так, — ответил дружелюбно Джарред.

— Если я смогу убедить Уолтера остаться в Англии и заняться своим делом, сделать себе имя, что он вполне мог бы сделать, то я смогу часто видеть тебя, папа, — сказала Лу мягко. — Ты ведь будешь рад мне?

— Буду ли я рад? Что может быть в мире более желаемого для меня, Лу? И ты ведь знаешь, я всегда гордился тобой, моя девочка, не я ли говорил, что ты будешь такой красавицей.

— И, возможно, Уолтер мог бы быть полезен для нас с деловой точки зрения, — продолжала Лу, покраснев от комплимента родителя. — Он мог бы порекомендовать тебя людям, которые нуждаются в реставрации картин или скрипок, — сказала Лу, несколько замирая при произнесении слова «реставрация».

— Возможно, он бы и мог, моя дорогая, если бы его беспокоил такой вопрос, — ответил сдержанно Джарред.