Проигравший из-за любви - [147]

Вид своей дочери, сказочно преобразившейся за три года счастливой замужней жизни, мысль о том, что его родная Лу стала леди — всё это весьма сильно повлияло на него.

— А ну это все! — воскликнул он после неожиданного посещения миссис Лейбэн дома на Войси-стрит. — Будь что будет, я не подведу Лу, никакой прощелыга не сможет больше оскорбить ее, назвав отца тунеядцем. Мне вполне хватит тех трех сотен в год, которые мне присылает Лейбэн, буду жить как художник или джентльмен. И первый шаг в этом направлении, — добавил Джарред с некоторой злобой, — будет тем, что я закрою этот тряпичный магазин внизу.

Магазин поношенного белья служил яблоком раздора между миссис Гарнер и сыном. Эта торговля была занятием, против которого решительно бунтовала душа Джарреда. Он ненавидел висящее в окне поношенное белье, подозрительно относился к женщинам, которые приходят сюда для того, чтобы купить или продать что-нибудь. Эта торговля могла, конечно, приносить несколько шиллингов в неделю. Но те слухи, которые ходили об этом магазине, не могли быть скомпенсированы той суммой, которой едва хватало на то, чтобы заплатить молочнику или побаловать себя покупкой какой-нибудь мелочи.

Однажды Джарред спустился вниз в магазин, где с подозрением осмотрел лежащие там вещи, имея весьма щеголеватый, по мнению миссис Гарнер, вид: мягкая голубая газовая рубашка с букетиком из мятых искусственных камелий, пара белых сатиновых туфель, красная вельветовая шляпа, украшенная на вершине искусственным под соболь мехом, которая весьма подходила для наступающей зимы, облачали его.

— Я бы хотел свалить это в кучу и продать, будет выручка фунтов в пять, — размышлял Джарред.

Миссис Гарнер появилась из-за шторки и, увидев сына, разочаровалась. Она только что читала семнадцатый номер «Мабл Мандевилл, или Смертельный ордер герцогини», сидя в углу, укрытая от осенних пронизывающих бризов бархатным пальто и парой висящих на вешалке платьев.

— Ты не можешь иметь что-либо против этой торговли, — сказала она. — У тебя была своя выгода в один фунт семнадцать шиллингов и шесть пенсов от продажи сатинового платья и если бы не те деньги, то мы бы остались без капли воды даже для чая. Сборщик налогов не обладает завидным терпением.

— Все это очень хорошо, мама, но что мы еще получили от этого магазина, кроме фунта и нескольких шиллингов? Полкроны или три шиллинга — это самое большее.

— Но все же помощь, Джарред.

— Возможно, и так, но я думаю, мы обойдемся без такой помощи. Мне всегда не нравилось это занятие и те леди, которые ходят к нам, будь то старые вдовы или кто-либо похуже, а теперь, когда Лу стала самой настоящей леди, я окончательно решил прикрыть эту лавочку. Теперь ты можешь сложить все это в кучу и продать.

— Значит, есть смысл в этом, раз ты так решил, Джарред, — сказала миссис Гарнер печально.

— Конечно, не очень хорошо, когда дело приносит в лучшем случае пятнадцать шиллингов в неделю! — выкрикнул возмущенно Джарред. — Кроме того, мы не лишаемся помещения, я хотел бы переделать эту комнату под гостиную вместо того, чтобы ютиться в той задней комнате. В общем, мама, хотя ты и вряд ли поверишь, я собираюсь начать новую жизнь как художник и честный человек.

— Я очень рада слышать, что ты так говоришь, — ответила миссис Гарнер с ударением на слове «говоришь», — три сотни в год должны быть достаточной суммой для того, чтобы мы могли вполне нормально жить и вести благородное существование.

— Ничего не могу сказать по поводу благородного существования, — сказал с сомнением мистер Гарнер. — Если это означает жить на одной улице со старыми девами и государственными клерками, ходить по утрам в воскресенье в церковь, то это не по мне. Войси-стрит вполне подходит для меня.

Миссис Гарнер печально вздохнула:

— Дело не в Войси-стрит, Джарред, — сказала она, — а в публике, живущей поблизости. Ты никогда не сможешь избежать разных соблазнов, находясь в пяти минутах ходьбы от «Королевской головы».

Джарред презрительно рассмеялся над этими словами.

— Ты полагаешь, что таверны находятся только на Войси-стрит, мама? — спросил он. — Конечно, здесь существует публика определенного поведения, кроме всяких старых дев. Но я действительно хочу порвать с игрой на скачках. У меня не хватает ума для этого. Я никогда не был силен в арифметике. Искусство и математика не очень-то совместимы.

Удовлетворившись своим решением, мистер Гарнер почувствовал, что способен повернуться спиной к своим прошлым увлечением.

Было так приятно чувствовать себя слишком хорошим для подобного рода жизни и списать былые неудачи на необычайную свою гениальность. Никто из его друзей, занимающихся скачками, не поддерживал с ним в дальнейшем хороших отношений. Даже мистер Джобери, самый добрый из мясников, забыл о неуплате Джарредом занятых у него денег в Хэмптоне, сумма, правда, была жалкой и ни один джентльмен никогда бы не снизошел до упоминания о ней. Сундуки мистера Гарнера были наполнены великолепными подарками от Луизы. Однажды он позвал мистера Джобери на семейный обед и передал слуге пять шиллингов, аккуратно завернутых в бумагу, находясь при этом на пороге дома своего приятеля и говоря так, чтобы его можно было услышать в гостиной; он просил передать, что возвращает долг и что был бы весьма обязан посещению его дома мистером Джобери.