Проходная пешка - [16]

Брайтон. Солнечные зайчики скакали по синим волнам, разбивавшимся о мол. Голубая дымка на горизонте роднила море и небо. Грязно-зеленый прибой накатывался на сероватый берег, бурлил и пенился, толкая по гладкому песку пластмассовые стаканчики и мертвые водоросли. У кромки моря над посадками тамариска и вероники, венчая пейзаж, высилась Принсесс Террейс, изящная светло-желтая скала. Она изо всех сил тянулась к небу и зимнему солнцу. Окна второго этажа дома № 3 загораживала белый навес с красными полосами, оставляя узкие балконы в тени. Белая дверь, лестница с черными изгибами кованых перил. Отверстие почтового ящика и номер дома окаймлены полированной бронзой. Она прекрасно сочеталась с белым цветом вокруг. Рейкс позвонил. После долгого ожидания дверь открыла женщина. Лет шестидесяти, в глухом черном платье, крепкая, с серыми, тронутыми сединой волосами. Она стояла на пороге словно миссис Гамильтон — вежливая, но непоколебимая, готовая защищать хозяина до конца.

— Если мистер Катуэлл свободен, не будет ли он так любезен уделить несколько минут мистеру Фрэмптону? — спросил Рейкс и протянул одну из старых визитных карточек.

Через несколько минут женщина провела его на второй этаж в гостиную. Как только она закрыла за ним дверь, Бернерс, стоявший у окна, обернулся. За исключением одежды, он остался таким же: знакомая лысина, мягкое и даже сейчас не выражающее волнения лицо, казавшиеся выцветшими серые глаза. Вся внешность излучает почти скорбную добродетель. Но безликий мешковатый пиджак исчез. Его заменил серо-голубой костюм, роскошный бордовый жилет, серебристо-белый галстук. На ногах — коричневые замшевые башмаки… И это у Бернерса, всегда носившего черные туфли на толстой подошве.

— Я только что открыл бутылку рейнвейна, какой пью обычно в это время, если погода хорошая, — сказал Бернерс вместо приветствия. — Энджерс обрадуется, если вы разделите рейнвейн со мной. Она считает, одному целой бутылки слишком много. — И голос не изменился, только манера говорить стала другой.

Он подошел к маленькому столику. Там на серебряном подносе стояли бутылка и высокий бокал венецианского стекла. Увидев, что бокал только один, Бернерс повернулся к лакированному шкафчику на резных позолоченных ножках и открыл его. Внутри сверкнул хрусталь.

— Очень сожалею о причине моего визита, — сказал Рейкс.

Протирая салфеткой взятый из шкафчика бокал, Бернерс, не поворачиваясь, ответил:

— Сначала насладимся вином. И сядьте, прошу вас.

Рейкс знал толк в мебели (он сам заново обставлял Альвертон). Он сел на стул красного дерева с высокой спинкой и мог поспорить, что это Хеппельуайт. Резные центральные стойки на спинке изображали колосья пшеницы. Рядом стоял круглый, тоже красного дерева стол эпохи Регенства. Напротив окна был английский лакированный комод, по форме похожий на шкафчик с хрусталем.

После первого глотка Бернерс качнул головой в сторону комнаты:

— Вам нравятся?

— Такое оценит каждый.

Канделябр, подвешенный к ажурному потолку, был, наверно, от Мюрата, его старинные подвески из разноцветного стекла бросали на стены яркие блики.

— Верно, — кивнул Бернерс. — Я вырос в интернате и жил в обшарпанных меблирашках, пока не встретил вас. Я дал себе слово, что когда-нибудь у меня будет нечто подобное… дом с обстановкой, украшенный мастерами, людьми, которые относятся к своему делу с любовью. Неужели вы пришли сообщить, что я могу все это потерять? Не говорите таких слов.

— Нет, я здесь не поэтому. Но вам придется защищать свой дом. Нам нужно снова поработать вместе. Если бы можно было сделать все одному, я бы вас не потревожил. Но это не в моих силах. Нам придется постоять за себя и, видимо, даже пойти на убийство двоих. Ну что, мои слова не испортили вкус вина?

Без колебаний Бернерс ответил:

— Отчего же? Если в дверь постучит полиция, я покончу с собой. Так же, как и вы. Если я в силах отнять жизнь у себя, то еще проще, вероятно, спуститься на ступеньку и отнять ее у другого. — Он сел у окна.

— Прежде чем ввести вас в курс дела, я готов, если хотите, назвать свое настоящее имя и рассказать о себе.

— Не стоит.

— Вы можете докопаться… Через тех, кто знает меня.

— Тогда я и докопаюсь. Но хватит об этом. Останетесь на обед? Я предупрежу Энджерс.

— Не нужно. Я ненадолго. А кто она такая?

— Я нанял ее через агентство пять лет назад. Она прослужила у людей всю жизнь. Честная, преданная, всегда на моей стороне. Ничего не знает о Бернерсе, только о мистере Катуэлле. Если хотите еще рейнвейна, не стесняйтесь, наливайте сами.

Рейкс рассказал о Сарлинге, о красной точке в каталоге… О «предварительном» деле — нападении на склад, об отношениях с Беллой, ее будущей роли… Словом, все. Бернерс сидел и слушал, не перебивая, совсем как в старые времена, когда Рейкс разворачивал план новой операции, а он внимал, не задавая вопросов.

Рейкс закончил. Бернерс задумался. Наконец произнес:

— Сначала самое главное. Как насчет армейского склада?

— Я уже все продумал. В назначенный день вы приедете ко мне. А пока достаньте кое-что сообразно этому списку. — Рейкс протянул ему свои записи.

Бернерс внимательно прочитал их и сказал: