Проходчики. Всем смертям назло... - [43]

— Если она не замужем, разумеется, — уточнил Борис. — Могут быть и другие варианты. Вполне вероятно, что не одному тебе она приглянулась.

Витька почесал затылок. Человек доверчивый, все принимая за чистую монету, теперь он мучился в сомнениях. «Почему она так улыбалась?»

— Вадик, а не слишком ярок твой серебристый?

— Галстуки с блесткой шик-модерн сейчас! — восхищенно сказал Борис. — Их металлическое сияние намекает на то, что наши предки носили кольчуги.

Когда они вошли в клуб, оркестр играл танго. Володя Пузачев, руководитель оркестра, мелко дрожал ослепительно блестящим саксофоном, пучил глаза, как-то подленько и угодливо сгибал колени и горбился. Инструмент хрипел и заглушал электрогитару. Справа от Пузачева сидел Гриша Ефимов, отчаянно колотил по многочисленным барабанам, подскакивая на стуле и закатывая глаза.

В середине зала ритмично дергались несколько пар. Гена Петраков, в широких, расклешенных брюках, с волосами, упавшими на плечи, крутил перед Мариной замысловатые кренделя и, заметив вошедших парней, подмигнул им. Маринка с улыбкой помахала Вадиму.

Танцевать Витька любил и относился к этому занятию серьезно, даже почтительно. Вадим рядом с ним выглядел отчаянным, но запуганным боксером. Все его движения в танце напоминали тренировку спортсмена у подвесного мешка. Он делал неуклюжие выпады в разные стороны, частил ногами, суетился, словно боялся, что сейчас получит удар в челюсть и очутится в глубоком нокауте.

— Тебе нравится Маринка? — танцуя, спросил Витька.

— С ней приятно танцевать.

— И все?

— Уж очень она какая-то… — Он подыскивал нужное слово, посматривая в ее сторону. — Понимаешь, не могу я представить ее матерью моих детей.

— Ого! — воскликнул Витька. — Вон куда хватил! Чтобы представить это, надо вначале полюбить.

— Ты знаешь, ведь я с ней только здесь, на танцах, а на большее меня не хватает. Даже проводить охоты нет. А танцевать с ней приятно. Молча только, а как заговорит… — Он сморщил нос.

— Не морочил бы ты ей голову.

— Тю-у-у, проповедник нашелся! Галстук шею не давит? Задумчивый ты какой-то сегодня.

Галстук действительно давил. Черноглазой нигде не было. Народ все прибывал. В клубе становилось тепло и тесно. Оркестр играл почти без остановок, как долгоиграющая пластинка.

Петраков отпустил наконец Маринку. Вадим увлек ее в середину танцующих, и оставшийся один Витька потерял их из виду. Он отошел в сторону и снял галстук. Терпеть его было невмоготу. Парень сунул в карман «серебристый намек» и в тот же миг увидел ее. Черноглазая стояла метрах в пяти в ярком кримпленовом платье, улыбаясь, рассказывала что-то высокой, длинноногой подружке.

«Не замужем», — замирая от волнения, почему-то подумал Витька.

На эстраду к оркестру во фраке, с галстуком бабочкой вышел Игорь Малахов. Медленно поднес к губам большой черный микрофон, минуту помолчал, набрал в легкие воздух и запел:

Давно не бывал я в Донбассе,

Тянуло в родные края…

Это была любимая Витькина песня. Она производила на него странное, непонятное действие. По спине, щекам, шее у него ползли мурашки, ему хотелось спрятаться в темный угол и отдаться грусти. Тропинину становилось жаль людей, которых разлучала злая судьба с родными местами, жаль их несбывшихся желаний, несостоявшейся любви, большой и сильной, как они сами. Ему делалось жалко себя, потому что это он давно не бывал в Донбассе, это его первая, прекрасная, но еще не изведанная любовь, живет в том далеком шахтерском городке.

Потом Виктору начинало казаться, что он прожил на свете сто лет и все прошло, ничего в его жизни не будет — ни любви, ни радости, ни счастья, потому что прекрасная Галя, Галина Петровна из песни, достанется другому, а если не будет ее, не станет Донбасса, зачем тогда жить.

Печаль сменялась радостью, и тогда ему до щемящей боли в груди хотелось жить, потому что где-то рядом с ним, совсем недалеко, живет она, его Галя, которую он непременно должен встретить и полюбить.

Отчаянно Галя красива,

Завидев ее за версту,

Бывалые парни глядят боязливо

На гордую ту красоту, —

пел Малахов, и Витьке уже казалось, что это о нем и о черноглазой поется в песне.

«Сейчас подойду и приглашу на танец, — подумал он и не мог сдвинуться с места. — Если не я, то кто-то другой пригласит», — испугался Витька, делая шаг вперед.

Она обернулась и посмотрела на него. Он опустил глаза, чувствуя, что в лицо ему плеснули кипятком.

«Как рак вареный, и уши кумачовые! — думал про себя Виктор, несмело пробираясь к черноглазой. — Жених замухрысчатый! Олух царя небесного! Где же Вадька? Тоже мне, друг! Вертится где-то, а тут… Сейчас ее пригласят. Жорик… уже идет».

Витька, как на край пропасти, сделал последний шаг и пересохшими губами промямлил:

— Девушка…

Она мило улыбнулась и коротко бросила:

— Пожалуйста.

Что-либо соображать Витька стал лишь через минуту. Теперь он напоминал испуганного боксера, побывавшего в глубоком нокдауне.

— Зачем же такой красивый галстук прятать в кармане? — мягким, певучим голосом спросила она и посмотрела на него большими иссиня-черными глазами.

— Кто?..

— Не я же…

— Так это… Вы в расчетном отделе работаете?. — спросил Витька и втянул голову. «Несчастный я человек… Вопроса путевого задать не могу».