Прогулки по Раю печали - [2]

— Выметайся, Лофицкий.

Стах выходит из кабинета и застывает. Соколов запирает, торопится. Стах не произносит ни «спасибо», ни «до свидания». Снова уставляется на документы.

Он оборачивается — на опустевший коридор.

— Андрей Васильевич!..

V

Вместо всех переживаний о поездке и признаниях Стах думает: «Вот скотина». Он идет по темным лестницам, стучится. Таскается по площадке, как загнанный в клетку, и собирается начать разговор со слов: «Нет, Тиша, представляешь?»

Но когда Тим открывает, все перестает иметь значение. Стах встает на месте. И они молча друг на друга пялятся.

Тим отпускает дверь. Она плавно отклоняется, оголяя коридор, разряжая пространство.

Гребаные ноги — ватные. Гребаное сердце — мчится без тормозов, спотыкается на несуществующих кочках.

Они не виделись с тех пор, как Тим сказал, что… Они не виделись, и Стах… Нет, он мог бы. Мог бы прийти. Но не приходил. Потому что он не знает, до сих пор не знает, как держать ответ.

Тим обращает внимание на дверь. Стах соображает, перехватывает, урезает вход в квартиру, чтобы едва можно было протиснуться, чтобы — без гостеприимства, как обычно, по-лаксински. Переступив порог, он не закрывает до конца и опирается на ручку.

Тим опирается на тишину. Она ему подчиняется. Она спрессовывает воздух.

Стах пытается пробиться со своим:

— Привет…

Тим просительно изгибает брови, как грустный маленький Пьеро. Стах чувствует неладное и первым сокращает расстояние — касаясь рукой его бока, сжимая пальцами футболку. Ткань скользит по коже Тима.

Стаху кажется, что он тоже скользит. Куда-нибудь в пропасть.

Тим делает шаг и склоняет к нему голову. Касается волос — рукой, носом — носа. Он дышит неровно и поверхностно, словно не хватает воздуха.

Кранты.

Хуже всего, что Стах тоже хочет. Тима целовать. С тех пор, как тот просил в последний раз, Стах не мог перестать думать о том, насколько тянет — Тима целовать.

Почти так же сильно, как броситься прочь.

Стах прикрывает глаза и спасается шепотом:

— Собрался?..

— У-у, — через паузу вместо тире.

— Чего ждешь?

— Когда вернешься. Ты не приходил…

— Заканчивал с делами.

И трусил. Но этого Стах, естественно, не добавляет.

Тим ведет вниз кончиком носа, делает щекотно и тревожно. Стах цокает, когда понимает, что уже не отвертеться. Подхватывает Тимов подбородок пальцами и чмокает в губы. Тим тянется, словно позвали, и пытается вовлечь в нормальный взрослый поцелуй.

Нашел — кого.

Стах подается назад. Он все еще держит Тима за бок — и сжимает пальцы. С опозданием осознавая, что причиняет боль. Всем, чем может.

Тим отступает. Тим режет без ножа своим простуженным шепотом:

— Я так соскучился…

Стах усмехается, сжимает челюсти. Он испытывает странную потребность — Тима затискать и загрызть. Он ждет, что пройдет. Но, не дождавшись, клацает зубами. Выглядит так же дико и тупо, как ощущается.

Тим вздрагивает. Стах прыскает.

Не смешно. Тим себе не изменяет, говорит:

— Дурак.

— Так что?… со сборами?

Тим отстраняется. Смотрит на Стаха снизу вверх. Стах все еще не понимает, как это удается, если он выше. Тим канючит:

— Арис…

Стах серьезнеет. Спрашивает у него кивком.

— Оба билета на тебя…

— Ну да.

Тим ждет, когда до Стаха дойдет. До Стаха не доходит. И он еще пытается объяснить:

— Было бы странно приходить к тебе, когда мы в ссоре, и просить: «Можешь документы одолжить? Я сделаю тебе сюрприз».

— А теперь ты будешь ехать на двух полках…

— Что? Почему?..

— Мари сказала: не пустят на чужое место…

Стах вздыхает. Она опять. Она опять куда-то влезла.

Он отбивается:

— Проводники не люди, что ли? Не поймут?

Тим угнетенно стихает. Крутит часы вокруг запястья. Стах пытается всмотреться ему в глаза.

— Слушай, ну в крайнем случае… скажем, что я, — тут он пытается в высокопарный тон, — молод и неопытен… И весь из себя деловой и зеленый, хотел сделать подарок другу и не знал, что так нельзя…

Тим не улыбается. Стах добавляет спокойней:

— Нас пожурят, но пропустят.

Тим не уверен. План держится на соплях и сомнительных способностях Стаха в ораторское искусство.

— Котофей…

Тим грустит, произносит чуть слышно:

— Вот будет здорово остаться на перроне…

— Не останешься. Я не позволю.

Тим продолжает выкручивать ремешок и натирать кожу. Стах расцепляет его руки, удерживает худенькие пальцы. И чувствует, как изменилось… все.

— Давай так. Я улажу, а ты не будешь забивать себе голову. Согласен?

Тим поднимает взгляд. Не очень-то он соглашается.

— Вещи, Тиша. Что с вещами?

Тим пожимает плечами. У Стаха плохое предчувствие.

Ко всему прочему он вспоминает: открыта дверь. Он обзывает себя дураком — и почему-то Тимовым голосом, закрывает.

Возвращается к Тиму. Изучает его взглядом.

— Мы договорились.

— Я знаю. Просто…

Стах терпеливо ждет Тимовых сложностей.

— Что мне собирать? Мы надолго?..

— На лето точно.

— Что?..

Стаху не нравится, как Тим отреагировал. Он добавляет:

— На каникулы…

— А папа?..

— Будешь звонить ему.

— Я никогда не уезжал, а тут — на три месяца…

— В смысле — «никогда»?..

Тим смотрит на Стаха затравленно.

Тот вздыхает:

— Так, ладно…

Он снимает рюкзак, скидывает его на пол, тянет с себя ветровку.

— Давай решать проблемы по мере поступления. Вернемся к главному: что там с вещами?