Прогулка среди могил - [92]

Я пристально посмотрел на Календера. У него был почти виноватый вид.

— Это еще до того, как мы договорились, — объяснил он.

Юрий снова быстро сказал что-то по-русски, и девочка двинулась быстрее, но не бегом. Похоже было, что она в состоянии только едва плестись, и я не был уверен, надолго ли ее хватит.

Но она все еще держалась на ногах и продолжала идти, а я остался под дулами двух пистолетов. Черноволосый стоял, молча уставившись на меня и по-прежнему всем своим видом выражая злобу, а Календер смотрел вслед девочке. Его пистолет был направлен на меня, но он не мог отвести от нее глаз, и я чувствовал, как ему хочется повернуть пистолет в ту сторону.

— Мне она понравилась, — сказал он. — Хорошая девочка.

* * *

Дальше стало легче. Я открыл второй чемодан и отступил на несколько шагов. Рей подошел, чтобы проверить содержимое чемоданов, а его сообщник держал меня под прицелом. Рей бегло осмотрел деньги, распечатал с полдюжины пачек, но не стал ни пересчитывать купюры в пачке, ни считать пачки. Фальшивок он не распознал, да и вряд ли кто-нибудь на его месте мог бы их распознать.

Он закрыл и защелкнул чемоданы, потом снова достал пистолет и отошел в сторону. Черноволосый подошел и взял оба чемодана, крякнув от натуги. Это был первый звук, который я от него услышал.

— Бери по одному, — сказал Календер.

— Они не тяжелые.

— Бери по одному.

— Не учи меня, что делать, Рей, — сказал он, но все-таки поставил на землю один чемодан и ушел с другим.

Отсутствовал он недолго, и за это время мы с Реем не обменялись ни словом. Вернувшись, он взял второй чемодан и заявил, что этот легче первого, таким тоном, словно обнаружил, что мы их обсчитали.

— Значит, будет легче его нести, — терпеливо сказал Календер. — Иди.

— Надо бы пришить этого сукина сына, Рей.

— В другой раз.

— Легаш сучий, зельем торгует. Разнести бы ему голову.

Когда он ушел, Календер сказал:

— Вы обещали нам неделю. Вы сдержите свое слово?

— Если смогу, то и дольше.

— Прошу прощения за палец.

— За пальцы.

— Как вам будет угодно. Его трудно было удержать.

«Но это ты отрезал Пэм грудь проволокой», — подумал я.

— Я признателен вам за то, что вы даете нам эту неделю, — продолжал он. — Думаю, пора мне сменить климат. Альберт вряд ли захочет поехать со мной.

— Вы оставите его здесь, в Нью-Йорке?

— Можно сказать и так.

— Где вы его нашли?

Он слегка улыбнулся, услышав мой вопрос.

— Ну, мы оба нашли друг друга, — ответил он. — Люди с определенными наклонностями быстро друг друга находят.

У меня было какое-то странное чувство. Словно я говорю с человеком, который до сих пор скрывался под маской, словно мне предоставилась возможность заглянуть в закрытое прежде окошко.

— Могу я задать вам один вопрос? — спросил я.

— Валяйте.

— Почему только женщины?

— О, Боже. На это ответить мог бы только психиатр, верно? Что-то такое было в моем детстве, я полагаю. Разве не всегда в этом дело? Слишком рано или слишком поздно отлучили от груди.

— Я не о том.

— Да?

— Мне наплевать, почему вы стали таким. Я хотел бы только знать, почему вы это делаете.

— А вы думаете, у меня есть выбор?

— Не знаю. А есть?

— Хм-м. На это не так легко ответить. Приятное волнение, ощущение власти, просто острое желание... Это трудно определить словами. Понимаете, что я хочу сказать?

— Нет.

— Вы когда-нибудь катались на русских горках? Я терпеть не могу русские горки, много лет уже на них не катался, меня укачивает. Но если бы я любил русские горки, то ощущение было бы похожее. — Он пожал плечами. — Я же говорю, трудно определить словами.

— Вас послушать — так вы как будто и не чудовище.

— А разве я чудовище?

— То, что вы делаете, чудовищно. Но вид у вас такой, словно вы человек. Как вы можете...

— Да?

— Как вы можете такое вытворять?

— Ах, вот оно что, — сказал он. — Да их же на самом деле не существует.

— Что?

— Их не существует, — сказал он. — Этих женщин. Просто не существует. Это игрушки, и все. Когда вы едите гамбургер, разве вы едите корову? Конечно, нет. Вы едите гамбургер. — Он слегка улыбнулся. — Пока она идет по улице, она женщина. Но как только садится к нам в фургон, ничего этого уже нет. Всего-навсего мясо.

У меня по спине пробежал холодок. Покойная тетушка Пег в таких случаях говорила, что это гусь прошел по моей могиле. Занятная примета. Интересно, откуда она взялась.

— А что касается выбора — думаю, он у меня есть. Не то чтобы я каждое полнолуние испытывал непреодолимую тягу действовать. У меня всегда есть выбор; я могу решить ничего не делать и не делаю, а потом в один прекрасный день решаю иначе. Вот какой это выбор. Я могу с этим долго тянуть, но потом наступает день, когда я больше не хочу тянуть. И к тому же оттого, что я столько тянул, это становится только приятнее. Может быть, потому я это и делаю. Я читал, что главный признак зрелости — способность откладывать удовлетворение потребности, но не знаю, это ли имеется в виду.

Мне казалось, что он готов откровенничать и дальше, но тут что-то внутри него шевельнулось, и окошко захлопнулось. Его истинное лицо, с которым я только что разговаривал, снова скрылось под защитной броней.

— А почему вы не боитесь? — капризным тоном спросил он. — Я держу вас под прицелом, а вы ведете себя так, словно пистолет водяной.