Прогулка - [4]

Она вспомнила некоторые фразы, благо запоминать их было совсем не трудно. Наташа прижала руки к волнующейся груди и смежила синие глаза. Или вот еще: Он пристально посмотрел на ее дрожащие губы, скользнул уверенным взглядом по вышитому платью, туда, где разрез открывал смуглое бедро… и она затрепетала…

— Тьфу ты.

Кира поспешно ткнула во вкладку с открытой книгой. Что тут у нас? Басё? Прекрасно…

Медленно плыли, останавливаясь перед глазами, трехстрочия, распахивая картины. Кира маленькими глотками пила сладкий, нежный по небу напиток, укладывая вместе с ним мысленно произнесенные слова.

— Вечерним вьюнком

Я в плен захвачен…

Стою в забытьи.

— Ты слышишь, Клавдий? Вот где слова, да?

Кофе мягко ложился на язык, а по локтям бежали мурашки, поднимаясь к плечам, обтянутым старой домашней футболкой. Асмр, вспомнила Кира, дурацкий какой термин для мурашек, бегущих от восхищения, не то, что в музыке, там названо изысканно — фриссон. Она пыталась найти термин, изменяя запросы, но сотни страниц выдавали только этот неудобочитаемое АСМР — автономная сенсорная меридиональная реакция.

Кира обхватила ладонями локти, улыбнулась, глядя на уже яркую штору, за которой зеленая трава, солнце и тысяча алых тюльпанов.

Наверное, нужно придумать слово, самой, и пользоваться, и пусть оно не станет известным всем, но просится, такое, как плотно входящий в паз правильный кусочек мозаики. Нет, тогда лучше сказать «смальты». Потому что все говорят «мозаика», а еще «паззл», но ведь есть смальта, и за ней сразу же картинка. О мастерах, которые, сгибаясь над узорчатым полотном, прикладывают, будто слушая глазами, ждут того единственного совпадения, чтоб все зазвучало.

Нужно оторваться от слов Басё и выйти. Иначе она просидит весь день, слушая возникающие в голове медленные строки, в которых каждое слово такой вот кусочек смальты, сложенный в идеальную картину мира. Такого — не идеального, пронзительно и трогательно живого.

Луна или утренний снег…

Любуясь прекрасным, я жил, как хотел.

Вот так и кончаю год.

Старый поэт нашел именно те слова, которые были нужны ей сегодня, в ее конец года, второго, и начало третьего.

Теперь можно и выйти.

Глава 2

26.04.16

Диван, любимый котами и Кирой, на день укрывался тонким хлопковым покрывалом, разрисованным кругами и треугольниками. Ей нравилось, что можно не жалеть, кидая поверх рюкзак, или придя, свалиться в уличных одежках. Собираться второпях Кира не любила, и позавтракав в кухне, яичница с полосками жареного сала, свежий пупырчатый огурец, еще раз полчашки кофе, она ставила распахнутый рюкзачок на диван и начинала неспешно ходить по квартире, кидая рядом нужное: фотоаппарат, пакетик с дополнительными карточками и батарейками, кожаный маленький кофр с объективом, салфетку для оптики, ах, да, заряженный плеер, кошелек, мобильник. Посмотрев на термометр (для этого пришлось отодвинуть на подоконнике Клариссу, а та упиралась, возмущенно топорща усы) Кира достала из шкафа квадратик пенки, отрезанной от старого гимнастического коврика. Легкий и тонкий, и можно сидеть хоть на снегу, если устанут ноги, хотя присаживалась нечасто, и бутербродов старалась с собой не брать, и шоколада, а бросала в маленькую черную сумку, куда складывала фотокамеру, горсть леденцов в ярких фантиках.

Еще в рюкзак отправилась ветровка, пара шуршащих пакетов из супермаркета, мало ли, что интересного обнаружится на побережье, если вдруг прогулка совершится к морю, или в степи, там уже вырастает новый чабрец, до цветения еще далеко, но мелкие жесткие листочки пахнут отчаянно и, заваренные, дают изумительный абсентовый цвет, будто в стакан плеснули жидкого изумруда.

На плоских озерах Целимберной косы, думала Кира невнимательно, вторым слоем сознания, расселись чайки, их так много, но ехать туда далековато, и хорошо бы вдвоем, чтоб снимать, как птицы поднимаются в воздух, все сразу. Однажды поехали на озера со Светкой, та азартно бежала по узкой бровке меж двух зеркал воды, махала руками, потом поворачивалась, вся в мельтешении птиц, и после взмаха Кириной руки снова бежала вперед, будто сейчас улетит вместе с белыми острокрылыми птицами. Потом они стояли рядом, следили, как чайки, успокаиваясь, выбирают место подальше, садятся снова, пестря мелкое зеркало белоснежными точками. И Светка, откидывая на капюшон забранные в хвост волосы, летела обратно, на бегу оборачивая к матери счастливое лицо.

Те снимки остались, некоторые были чудо как хороши, и располагая на шаблоне книжной обложки очередную томную красавицу в кринолине, объятую мускулистыми лапами очередного брутального мачо, Кира придумывала, вдруг ее найдет такая книга, на обложке которой поселятся бесконечная карусель белых птиц и бегущая среди них фигурка с поднятыми руками. Чтоб открыть книгу, замирая сердцем, и понять, все совместилось, от первого взгляда до самой последней страницы, и за ней — снова обложка, заключительным аккордом, может быть, те же плоские зеркала воды, и наполовину в кадре крупно — скула, нежное ухо, серьезный девичий глаз, тонкие пряди волос, забранные ветром из тугого хвостика.