Прогрессивный сатанизм. Том 1 - [56]

Если первобытный миф содержал паразитные конструкции только для связности, то мифы эпохи развитых общественных отношений придали таким конструкциям статус выше, чем у собственно полезных знаний. По мифу получалось, что боги или духи устроили не только природу, но и общество, раз и навсегда предписав определенные законы как отношениям между вещами, так и отношениям между людьми. Миф становился священной коровой – его нельзя было редактировать, в нем нельзя было менять ни слова, поскольку это затрагивало не только парадигму естествознания, но и устои общества. Природа не имела права быть устроена иначе, чем сказано в мифе, поскольку она обязана была своим строением обосновывать и оправдывать идиотское устройство социума.

Паразитные лексические конструкции порождались метафизикой для объяснения и оправдания дефективных социальных отношений. Эти конструкции через общность языка попадали в естествознание и застревали там, обрастая всяческой мистикой и парализуя познавательную активность, иногда на целые столетия. С другой стороны, социальные отношения воспроизводились в среде естествоиспытателей, порождая там иерархию званий, носителям которого приписывался априорный авторитет в вопросе толкования основ устройства природы. Цель создаваемой научной иерархии, как нетрудно догадаться, в том, чтобы управлять иллюзиями в области строения окружающей природы, регулируя общественные представления о том, "как все устроено". Выдающиеся открытия делают обычно люди в возрасте 35-50 лет без особых званий. Но средний "академический ученый" – это 60-70 летний чиновник, который за предшествующие 35-45 лет работы в науке показал себя последовательным жрецом преемственности и ни разу не выразил сомнения в компетентности "старших товарищей". Науку двигают вперед активные, смелые и талантливые люди, а управляют наукой носители противоположных качеств.

В случае, если обществу надо бороться за свое существование перед лицом острой конкуренции, войн и стихийных бедствий, научную иерархию приходится отодвигать в сторону вместе с ее мифами, и стимулировать реальную исследовательскую деятельность без уважения к парадигме и почтенному возрасту ее носителей. Но как только уровень опасности снижается, все возвращается "на круги своя".

Совершенно также выглядела и производственная деятельность в средневековую эпоху, когда ремесленный труд был индивидуальным, а следовательно – был сопряжен с неким объемом прикладных исследований и научно-технического творчества. Во всех отраслях господствовали т.н. "цеха" – объединения ремесленников, где технология труда была регламентирована, и любое новаторство преследовалось как покушение на устои. Как нетрудно догадаться, во главе цехов стояли "заслуженные пролетарии", единственным достоинством которых была лояльность по отношению к "старшим товарищам". Такой стиль организации деятельности носит название "культурная традиция" (как делали предки, так делаем и мы), а основными его результатами является блокирование прогресса и культ повторения ошибок, допущенных предыдущими поколениями.

Не надо думать, что цеховая организация ремесла, академическая организация науки или догматическая организация общества выдуманы назло прогрессу. Они формировались в ходе борьбы за сохранение системообразующих ошибок, лежащих в основе социального мифа, и называемых "культурой" или "духовной сферой". Это – комплекс иллюзий о жизненном назначении человека, добре и зле, справедливости, совести и смысле жизни, служащий для того, чтобы человек не осознавал и не исправлял дефекты социума.

§4. Три вопроса о "сверхразуме".

Вопрос 1: Необходимо ли самообучение на опыте? Единственная альтернатива самообучению – это получение априорных знаний извне, т.е. наследование инстинкта. Здесь не важно, происходит такое наследование биологическим путем или каким-либо другим способом (например, путем заучивания правил жизни в экстремально-консервативном "традиционном" обществе). Важно, что знания передаются в готовом виде и никак не модифицируются по мере накопления опыта. Инстинкт может оказаться более эффективен, чем самообучение, только при условии, что он полностью описывает оптимальные приемы для всего спектра возможных ситуаций. Можно строго доказать, что в любом другом случае самообучение "выиграет" у инстинкта, т.е. через некоторое время начнет давать более эффективные решения. Если бы некто обладал абсолютно полной и абсолютно адекватной информацией об устройстве реальности, и был бы в состоянии оперировать всей этой информацией без потери адекватности, то он мог бы создать идеальный инстинктивный алгоритм, превосходящий по качеству знаний любую самообучающуюся систему. Но любая инстинктивная (априорная) система, составленная на базе неполной и лишь частично адекватной информации, по прошествии некоторого конечного времени неизбежно окажется в проигрыше по сравнению с самообучающейся системой.

Здесь полезно вспомнить историю компьютеризации шахмат, где были реализованы оба случая. Так, знаменитая таблица Томпсона, которая содержала абсолютно все возможные позиции эндшпиля король и ладья белых против короля и коня черных, играла этот эндшпиль лучше любого шахматиста-человека (т.е. она за меньшее число ходов выигрывала, играя за белых, и за большее число ходов проигрывала, играя за черных). Но, когда игралась полная партия (где число возможных позиций слишком велико, так что полный перебор технически нереализуем), шахматные программы с любым жестким (инстинктивным) алгоритмом проигрывали хорошим игрокам – людям, которые осваивали игру в значительной мере путем самообучения. В конце XX века, когда появились компьютерные алгоритмы самообучения, ситуация поменялась на противоположную: компьютерные программы стали играть лучше людей, несмотря на то, что по используемому объему памяти и вычислительной мощности значительно уступали человеческому мозгу.