Программист в Сикстинской Капелле - [8]

Вскоре мы подошли к невысокому, зелёного цвета, дому с овальными окнами, украшенными плющом и многочисленными цветами (названия которых я, к сожалению, не знаю).

 — Добро пожаловать в скромное обиталище ватиканского монстра, — с усмешкой сказал мой новый товарищ.

Доменико жил здесь с мамой и младшим братом, Эдуардо. Подойдя к крыльцу, я увидел мальчика лет тринадцати, тоже с рыжими волосами и веснушками, который сидел на ступенях и вырезал кораблик из куска дерева.

 — Привет, братишка! — громко поприветствовал его Доменико.

 — Привет… — пробурчал себе под нос Эдуардо, не поднимая глаз от своего будущего шедевра.

 — Как успехи в кораблестроении? — поинтересовался старший брат у младшего.

 — Не мешай, — огрызнулся Эдуардо Кассини.

 — Синьор, разве вас не учили отвечать на вопросы? — вмешался было я.

Мальчик ничего не отвечал. Но, когда мы покинули его поле зрения, я отчетливо услышал слова:

 — Опять кого-то из Капеллы притащил. Надоели эти кастраты!

 — Эдуардо не «виртуоз»? — тихо поинтересовался я.

 — Именно, — ответил Доменико. — Он мой единственный брат. Кто-то же должен продолжить линию Кассини.

Синьора Катарина Кассини, приятная женщина примерно сорока пяти лет, с выразительным взглядом карих глаз и вьющимися чёрными волосами, встретила «странного гостя с севера» с типично южным радушием.

 — Познакомься, мама, это Алессандро Фосфоринелли, наш новый солист.

 — Здравствуйте, синьора Кассини, — поприветствовал я хозяйку дома.

 — Приятно познакомиться, синьор Фосфоринелли, — ответила синьора Кассини. — Рада вас видеть. Прошу всех за стол.

 — Синьору Фосфоринелли необходимо переодеться с дороги. Он прибыл сегодня утром… издалека, — Доменико подхватил меня под локоть и отвёл в свою комнату.

 — Ты же не хочешь шокировать бедную женщину своим невообразимым костюмом? Надень пока мой, завтра что-нибудь придумаем.

 — Как скажете, — ответил я. А что ещё мне оставалось делать?

Костюм был цвета #006400 (тёмно-зеленый, если я не ошибаюсь), хотя мне было абсолютно всё равно: что зелёный, что серый, что серо-буро-малиновый. Да вот только все эти коды цветов каким-то жутким фронтэнд-проклятием навечно засели у меня в голове после выносящих мозг пар веб-разработки на пятом курсе.

 — И парик надень, — строго добавил Доменико.

 — Ещё чего! — огрызнулся я, не желая выглядеть идиотом.

 — Помнишь, что тебе утром сказал Энрико Роспини (Rospo — жаба (ит.))? (это и был тот толстый коротышка с квакающим тембром).

 — Как не помнить, — усмехнулся я.

 — Он не прав, но лучше никого не провоцировать, — с участием заметил Доменико.

 — Ладно, как говорится, назвался «виртуозом», надевай парик, — вздохнул я. — Хорошо, я согласен.

 — Отлично, не буду тебе мешать, — Доменико вышел из комнаты, оставив меня наедине с костюмом.

 — Эх, цирк на Фонтанке отдыхает… Увидел бы меня в таком виде тимлид — сразу отправил бы в клинику Скворцова—Степанова.

Переодевшись, я спустился в столовую, где уже собрались хозяева. Эдуардо сидел молча, глядя себе в тарелку с пастой и в стакан с разбавленным вином (то, что мелкий пацан пьет, для меня не было новостью, Италия ведь!), а синьора Кассини осыпала меня вопросами различного характера, на которые я, по возможности, давал пространные ответы, чтобы не спалиться.

 — Алессандро сегодня утром впервые спел соло, — сообщил ей Доменико.

 — Ой, ну надо же, какой молодец! Сразу видно, хороший мальчик, рассудительный. Не то, что бывший солист (прости, Господи!). Пил как извозчик, скандалил и по девкам бегал. А еще «виртуоз»!

 — Мама, прошу! Не оскорбляй память Алессандро Прести! — взмолился певец. — Он не был в этом виноват.

 — Ну и я не такой уж и положительный, — попытался хоть как-то оправдаться я, вспомнив свои студенческие годы.

Нет, я не болтался по барам и ночным клубам с многочисленными друзьями и девчонками. Я запирался у себя в комнате с бутылкой и читал вслух стихи Маяковского.

День близился к вечеру, стемнело почти мгновенно. Я и Доменико сидели в гостиной перед камином, служившим единственным источником света и тепла, и я с грустью вспомнил свою последнюю белую ночь в родном городе.

 — Сегодня ночью будет отчетливо видно созвездие малой Медведицы, — заметил Доменико.

 — Давно хотел спросить тебя, — здесь я отмечу, что по инициативе Доменико мы в какой-то момент перешли на «ты», — знаешь ведь Джованни Кассини, великого астронома? Он случайно не приходился тебе родственником?

Доменико лишь рассмеялся:

 — Нет, среди моих родственников нет астрономов. Только музыканты. Мой дед, Доменико Кассини, был органистом, отец, Алессандро Кассини — капельмейстером, я, как видишь, солист.

Мы просто разговаривали, и в этом разговоре не было ничего необычного. Кроме того, что сам факт нашего разговора был необычен. Я впервые в жизни имел дело с человеком, который хлебнул из того же кубка, что и я. С одной стороны, я не знал, как вести себя в присутствии певца из прошлого, но в то же время, я был счастлив встретить наконец-то того, кто меня понимает.

Камин догорал, становилось совсем темно. Мы разошлись по комнатам, чтобы утром хватило сил на пение.

Посреди ночи меня разбудил стук в дверь. Ворча, как старый дед, я поплёлся открывать. На пороге никого не было, но на полу лежал какой-то сверток, перевязанный шелковой лентой. Похоже, что все правила безопасности, к которым меня с детства приучали, улетучились из моей головы. Я поднял сверток и, развернув его, обнаружил там… дохлую крысу.