Программируемый мальчик (педагогическая фантастика) - [2]

А вчера не уследил, что у проезжающего грузовика небрежное крепление досок в кузове. Ему бы предусмотрительно отбежать в сторону, так он, замечтавшись, остался на перекрестке. При повороте из машины — тоже “случайно” — вылетели два брусочка метра по три каждый — и в витрину. Повезло, на этот раз перелет…

Или падающий фонарный столб вместе с искрящими проводами— с месяц назад. Тогда недолет был… Чем происходящее объяснить? Притяжением всех несчастных случаев к одному человеку? Как бы не так!

Короче, не скучно ему ходить по улице. Но сегодня он был явно не на высоте: раскис, потерял бдительность. Причины тому вполне уважительные: виноваты и школа, и дом. Он возвращался с уроков обычным маршрутом, мимо Дома быта. А там давно уже строители что-то замыслили — трубы завезли, мусор накидали. Морально готовятся к ремонту, да никак не решаются. Конечно, это зона повышенной опасности, он всегда напрягался, когда здесь ходил. Но так как ничего особенного не происходило, то и натренированное чутье дало сбой. Сначала он услышал, что сзади кто-то горланит. Обернулся — бежит Хлумов и машет железякой, похожей на ножку от кровати. Отвлекся на Хлумова и совершил ошибку: вместо того чтобы обойти подальше штабель труб, заботливо выложенный строителями, пошел в довольно узкий проход между ним и стеной дома. Тут все и началось. Раздался дикий скрежет, на голову посыпалась труха. Он ничего не успел сообразить, только присел. Испуганно посмотрел наверх: над его головой с яростным визгом болталась малярная люлька. Она висела боком, перекошенная на тросах, из нее капала красная краска — прямо как кровь. Он хотел изо всех сил рвануть по проходу вперед, но когда гора из труб жутко зашевелилась, ноги сами собой распрямились, подкинули его вверх и он повис, цепляясь за что-то железное, липкое. Штабель внизу стремительно разваливался, из него выкатывались, подскакивая, гудящие махины, и через несколько секунд черная лавина покрыла то место, где он только что стоял. Вдобавок под трубами забурлил кипяток,— наверное, своротило кран. Все заволокло паром. С обезьяньей прытью он вскарабкался как можно выше, используя ржавое ограждение люльки. 3атем оглянулся.

Люлька висела на тросах, протянувшихся через блоки на крыше вниз, к лебедке. Причем в лебедке ковырялся не кто иной, как Хлумов!

— Усилие на разрыв превышает норму в сто раз! — крикнул Хлумов, повернувшись.— К тому же стопора очень изношены! Через пятнадцать — двадцать секунд клин, который я вставил, не выдержит и падение люльки станет неизбежным!

Времени сомневаться в его расчетах не оставалось, надо было спасаться. Мимолетный взгляд вниз — там варилась железная каша, прыгать явно не стоило. Рядом было окно — попробовать влезть? Ухватиться за карниз, перебросить тело. Только вот рама закрыта изнутри на защелку… Его дрожащие ноги нащупали выступ в кирпичной стене, пальцы стиснули жестяной лист. И тут люлька рухнула, загрохотала по трубам, кренясь, как корабль в бурю. Он еще раз тоскливо оглянулся. Возле лебедки Хлумова уже не было. Пальцы безнадежно сползали к краю карниза, а приземление сулило, в лучшем случае, долгую больницу. За что? За что ему так?

“Сейчас, подожди”,— раздался будничный голос.

В распахнувшуюся раму просунулась рыжая голова Хлумова. Крепкая рука схватила потерпевшего за шиворот — секунда совместных трепыханий, тот перевалился через подоконник и упал на пол.

Окно привело его на лестничную площадку. Некоторое время он отдыхал, уткнувшись носом в холодный заплеванный кафель, а Хлумов тем временем откуда-то сверху популярно объяснял происшедшее:

— Все очень просто, Токарев. Понимаешь, стопора барабанов у лебедки отказали, тросы начали разматываться, вот люлька и поехала вниз. Я вовремя подоспел, заклинил барабаны ломиком.

Кряхтя, Токарев приподнялся и сел на ступеньку.

— Ты чего бежал за мной, Хлумов?

— Как чего? — Он удивился.— Тебе помогать. За Чернаго, например, я бы не побежал, он бесполезный. А твоя сила и умение принадлежат не тебе одному.

Токарев встрепенулся. Откуда рыжий знает?

— Ты что, Хлум, какая там у меня сила! Спасатель аккуратно поморгал. Затем пояснил:

— Извини, ты чего-то не понял. Ты же талант: и сочиняешь, и рисуешь, и музицируешь. Наш класс без тебя никак не может, в каждом классе должен быть талант.

Токарев успокоился. Вроде не знает, калькулятор ушастый… Посмотрел на свои ободранные руки — и вдруг что-то холодное проползло вдоль позвоночника. Горло сжало. Даже замутило слегка. Он очень хорошо представил, что с ним сделала бы завершившая путь люлька и трубы с кипятком.

— Ну что? — заторопился Хлумов.— До дому сам доберешься?

Токарев не стал его задерживать. Только подумал: “Катись, катись, благодетель, бизнес ведь не ждет. А то вдруг денежки уплывут… Вообще-то, я молодец: все-таки на люльку запрыгнул, в карниз вцепился, как клещ. Есть чем гордиться, ведь мне…”

2

…— двойка в четверти грозит! И не только по алгебре! Это мама изучала дневник. Документ ей вручила лично классная руководительница, которая, вероятно, догадалась, что хитроумный двоечник Александр Токарев предпочитает забывать его в школе. Сопровождая нелегкий путь по дневнику удовлетворенными возгласами: “А вот еще одна!… Я так и знала!..”, мама наконец добралась до последней страницы. Той самой, которую математичка Мария Теодоровна использовала сегодня для оформления своего тысяча первого серьезного предупреждения.