Профиль невидимки - [34]
Опять в этих спорах переплеталось и сегодняшнее и будущее, интересы завода с интересами института.
Заводские люди, те как-то заметнее шли на риск: «Давайте уже оформлять. Ну, а если что окажется не так, можно же исправить в готовом». Александр Иванович с трудом на это соглашался.
- Надо еще попробовать. Есть вариант… Кажется, будет лучше.
Идея лучшего могла возникнуть каждый день и вернуть к тому, что казалось уже прочно найденным и закрепленным. Собственно, конца этому никогда не бывает. Искание нового трудно мирится даже с самой разумной итоговой чертой.
- Пока так, - повторял свое любимое Александр Иванович, сдавая отлаженный узел конструкторам или в мастерскую.
А потом почему-то приходило это «более лучшее» среди других задач и решений, словно выжидая самый неудобный момент.
Вновь раскрывалась решительно дверь в лабораторию. Входил конструктор Федоров, да еще вместе со своим начальником Можаевым. Ну, понятно, что это предвещало.
Приходилось выдерживать и гнев монтажника Федосеева. Он столько изощрялся, лепил, как улей, мельчайшие ячейки макета, и вдруг внезапное улучшение, родившееся в лаборатории, все у него ломало. И уж в который раз!
Александр, Иванович принимал на себя всю тяжесть нареканий. По-своему они были справедливы: чего же лаборатория думала раньше? Но все-таки какой заманчивый новый вариант…
Все обращались к Боярову, все требовали от него разъяснений, все ждали его решения. Получалось как-то само собой, что этот негромкий и непредставительный человек многое объединял и диктовал сейчас в сложной, разветвленной работе. И не только потому, что в его руках были заветные ключи электроники. Александр Иванович подчинял себе окружающих тихо и незаметно, без команды, без внешнего нажима. И подчинял тем, что подчинял прежде всего самого себя интересам дела, исследования, опыта, любой мелочи лабораторного поиска, какой бы мелкой она ни казалась. «Ну-с, продолжим», - в этой неутомимо повторяемой фразе был весь Александр Иванович.
«Сегодня придется задержаться», - говорил он.
Говорил, собственно, ни к кому не обращаясь, но они оставались - и сотрудники лаборатории, и гости с завода. И это «сегодня» стало повторяться каждый день. Оставались, понимая, что иначе нельзя. В любой день «окошечко» снова хлоп - и все опять замрет.
И все же усталость, нервы включались вдруг иногда угрожающим фактором в чистоту эксперимента.
Важный опыт, обозначенный в журнале как «Испытание системы с мотоприводом».
Мотопривод присоединен к датчику, а проводочки датчика связаны с электронным блоком усиления. Включен мотор. Плавно, мягко потянуло механическое плечо механический палец. Совсем как осязающая рука. Только она ничего еще не ощупывает. Просто иголочка ведет по воздуху. Опять то самое исходное, нейтральное положение, при котором должен быть полный нуль.
- А-яй, скачет амплитуда! - раздается голос Милы.
На экране осциллографа змейка отплясывает неровный, судорожный танец. Нет нуля. Нуль был раньше, несколько месяцев назад, после того, как они провели за него длительную, тяжелую борьбу. А теперь нет опять. Стоило только включить мотопривод - и пошло опять плясать. Ничего как будто не изменилось, только плечо мотопривода потянуло датчик с иглой слева направо, так просто, по воздуху, а нуля уж как не бывало. Ну что за подлость!
Александр Иванович стоит перед коробкой мотопривода, нацелившись на нее стеклами очков. «Что он хочет этим сказать?» - с раздражением думает Клейменов, хотя тот ровно ничего еще не сказал.
- Вам не нравится мотопривод? - с вызовом бросает Клейменов.
- Мне не нравится вот что…-не торопясь указывает Александр Иванович на прыгающую по экрану змейку.
- Ну и что же?
- Надо полагать, что это от чего-нибудь да происходит, - с обидной рассудительностью отвечает Александр Иванович.
Слесарь Гордеев, криво улыбнувшись, приложил ладонь к крышке мотопривода. Постоял гак, потом прильнул ухом, скосив глаза, как делают врачи, выслушивая пациента. Нет, как будто ничего. Даже такая чуткая рука и натренированное ухо не могли ничего обнаружить подозрительного. Никакого биения или вибраций. На заводе все было очень хорошо отделано и прилажено, чтобы действительно этот механизм мог служить самым мягким и эластичным плечом. И все же тонко-чувствительная электроника что-то обнаруживала, что было уже недоступно человеческому ощущению. Что-то как будто легонько трясет или цепляется - и в приборе уже кутерьма. Всякая блошка вырастает в тысячи раз.
Клейменов не сдавался. Почему может быть только в мотоприводе? Или кто-нибудь подозревает его систему двойных качелей, его находку? А вся эта запутанная электрическая сеть макета - мало ли в ней что может быть. И он с нескрываемой выразительностью смотрел именно на переплетение электронных деталей.
- Если угодно, проверим, - все же делает он уступку.
Слесарь Виктор Павлович Гордеев, сняв крышку с мотопривода и вооружившись лупой, принялся перебирать каждое звено, частичку за частичкой.
- Тесный, очень тесный приборчик! - бормотал он, проникая куда-то вглубь, словно зондом, тонюсенькой отверткой.
В этой сравнительно небольшой коробке, где ходил сложный набор шестеренок, где плавно сжимался и растягивался двойной параллелограмм, насчитывалось до пятисот всяких деталей. Свинченных, сцепленных, соединенных скользящими и тугими посадками. И в каждой точке соединения или касания может родиться тряска, шумок.
