Профессия – призрак - [14]

Дипломатическое чутье советовало разыграть невинность.

— Уинни! Как я мог даже подумать такое? — воскликнул я.

— Увы, дорогой Джон! В этом несправедливом и плохо устроенном мире бьют не только детей бедняков! А с тех пор как ты надкусил яблоко тети Памелы, мне тем более угрожает опасность…

Тут я искренно удивился:

— Почему? Какая тут связь?

— Сегодня утром, когда над отцом совершали бритвенную процедуру, он вызвал меня к себе. «Уж не ты ли, случаем, покусился на несчастное яблоко? — спросил он. — Подобного рода зловещая съестная шутка вполне в твоем духе…» Я клялся, что я не при чем, и отец мне поверил. Но мэтр Дашснок верит только самому себе, а на мой счет питает серьезные подозрения — они сыграли существенную роль в том, что он так гнусно со мной обошелся…

— А ему-то что за дело до этого яблока?

— Мэтр Дашснок слывет знатоком оккультных наук и зарабатывает на этом кое-какие деньги. Это он опубликовал в Глазго в издательстве «Духлинг и Дохлинг» труды под названием «Наши семейные призраки», «Призраки и супружеская жизнь», «Призраки полнолуния», «История призраков для самых маленьких», «Исторические призраки Шотландии и Оркнейских островов» и свой главный труд «Как сфотографировать эктоплазму» — техническую инструкцию, над которой все потешались.

Я впервые услышал слово «эктоплазма» и спросил у Уинстона, что это такое.

— Эктоплазму, дорогой Джон, не надо путать с протоплазмой, хотя порой эктоплазма может выступать в качестве протоплазмы. Эктоплазма — это материализовавшийся призрак, материализовавшийся настолько, что его можно не только увидеть и услышать, но даже пощупать. Мэтр Дашснок убежден, что наш Артур должен обладать всеми свойствами добротной эктоплазмы. Сам понимаешь, как его прельщает мысль о призраке со вставной челюстью и как, напротив, его возмущает подозрение, что над ним могли зло подшутить, могли надуть, чтобы выставить на посмешище…

— Но я-то тут чем могу помочь, дорогой Уинни? Наследник титула подошел ко мне ближе и с благородным достоинством произнес:

— Ты можешь все, Джон. Поскольку ты без всякого умысла мог стать призраком — и так талантливо и успешно его сыграл — кто тебе мешает и в самом деле им стать?

Предложение Уинстона внушило мне некоторую тревогу.

— Вы хотите… — с трудом выдавил я, — гм-м… чтобы я раза два-три прокричал что-нибудь в коридорах Малвенора? К примеру, «Ку-ку!» или «Ух! Ух!»?

— Изумительно! Неподражаемо! Но этого мало — надо добавить еще что-нибудь более осязаемое, неопровержимое. Иначе мэтр Дашснок тем более решит, что это я. Словом, ты должен по дружбе вытворить что-нибудь такое, что окончательно снимет с меня всякие подозрения! Ну же, не корчи такую мину — это не по-дружески!

Я стал вяло убеждать Уинстона в моей готовности исполнить его замысел, и тогда он пустился в подробные объяснения.

— Восемь слуг, которые у нас остались для работы по дому, живут на чердаке главного здания. Там же, на втором этаже, расположены хозяйские комнаты и комнаты для приезжих гостей, правда, теперь у нас гостей не бывает. Если подняться по большой лестнице от кордегардии на этот самый этаж, ты окажешься в большом бальном или же банкетном зале, от него направо и налево тянутся два длинных коридора, куда выходят прежние парадные покои, в которых теперь и мебели-то почти не осталось. В самой глубине правого коридора находятся турецкие уборные — их оборудовал Мередит Свордфиш, двенадцатый маркиз Малвенор, в 1805 году, в год Трафальгарской битвы [29], когда маркиз вернулся из Стамбула, где был послом. В глубине левого, западного, коридора находится кабинет естественной истории с коллекцией минералов, насекомых и животных — одни в виде чучел, другие заспиртованы. В этот кабинет выходят две комнаты, расположенные одна против другой: с северной стороны комната мэтра Дашснока, с южной — моя. Представляешь?

— Э-э-э… да.

— Обрати внимание, Джон: на втором этаже живем только мы с мэтром Дашсноком, а тетя Памела, поскольку она инвалид, живет на первом и тоже одна. Кстати, дверь в ее комнату никогда не запирается, чтобы в случае необходимости можно было бы сразу прийти ей на помощь. Мэтр Дашснок, сведущий в физике и химии, оборудовал систему электрической сигнализации на батарейках, так что старая леди может, если понадобится, вызвать слуг. Свою комнату мэтр Дашснок тоже никогда не запирает. Догадываешься, почему?

— Э-э-э… нет.

— Мэтр Дашснок мечтает сфотографировать эктоплазму, поэтому задвижка не должна быть помехой гостю. Артур мог бы усмотреть в такой предосторожности знак недоверия, несовместимый с правилами гостеприимства.

Я начинал все яснее понимать, куда клонит Уинстон, и его затея заранее бросала меня в дрожь.

И вдруг мне пришла в голову простейшая мысль, которая меня немного приободрила.

— Послушайте, Уинни… Если я не ошибаюсь, в темноте или при слабом свете керосиновой лампы фотографировать нельзя…

— В ногах кровати мэтра Дашснока постоянно стоит на треножнике аппарат, американский «фолдинг» с мехами — его объектив направлен на дверь. Чтобы сделать снимок, достаточно нажать грушу на конце гибкого провода, подсоединенного к диафрагме. Провод настолько длинен, что груша всегда под рукой у мэтра Дашснока, когда он работает за письменным столом. А ложась спать, он кладет грушу рядом с ночником, который всегда горит на столике у изголовья. Призрак может войти в любую минуту — нельзя же его упустить! Чтобы запечатлеть на сверхчувствительной пластинке своего «фолдинга» ночные эктоплазмы, — а визитеры, несомненно, появятся скорее всего ночью, — мэтр Дашснок снабдил свой аппарат приспособлением, которое сам изобрел, сам смастерил и которое собирается запатентовать: в этой конструкции проявилась вся его сноровка по части ненужного и бессмысленного. Речь идет о стеклянной колбе, наполненной кислородом и активированным углем, который должен поглотить все остатки воздуха. В колбу помещена также металлическая лента из горючего металла, который называется магний.