Проективный словарь гуманитарных наук - [258]

Язык может выражать самоцельность и самоценность любимого морфологическим умножением его имени, которое становится и нарицательным существительным, и глаголом, и прилагательным. Иринство, иринчатый, иринствовать, по-Ирининому – это трансморфы имени Ирина, то есть его производные в других частях речи и грамматических разрядах. Если в лексике есть понятие полисемии, многозначности слова, то в грамматику стоило бы ввести понятие полиморфии, многоформности корня. Многозначное слово имеет много значений, а полиморфный корень может производить слова в двух или нескольких частях речи. Полиморфны, по крайней мере потенциально, все имена собственные. Предельно индивидуализируя речь, личное имя вместе с тем демонстрирует в действии универсальную грамматику желания, которое хочет Всего от своего предмета и хочет сделать его Всем.

Эротонимика очерчивает новый подход к проблеме «райского языка», на котором, по преданию, говорил еще Адам и который время от времени пытаются реконструировать самые дерзкие из лингвистов, – язык до грехопадения, до смешения языков при строительстве Вавилонской башни [303]. Пожалуй, единственное, что мы можем знать об этом райском языке, – то, что в нем были только имена, и все они были собственные. «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел [их] к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей» (Быт. 2: 19) [304]. Если наречение имен относится ко «всякой душе живой», значит, это имена собственные, а не имена нарицательные, обозначающие разные классы и роды существ, – про них в библейской истории творения не упомянуто. Разумеется, не исключено, что каждая живая душа в раю индивидуально представляла целый род живых существ, как впоследствии в Ноевом ковчеге, этом микро-Эдеме, было собрано «каждой твари по паре». В этом случае можно предположить, что между собственными и нарицательными именами не было разницы; например, имя Рогун, указывая на «рогатый» род живых существ, одновременно употреблялось и как личное, то есть относилось к райскому представителю данного рода. Отсюда следует, что все отношения в райском языке могли обозначаться только именами собственными и их производными: глаголами собственными, прилагательными собственными, наречиями собственными. Это был язык единичностей, в котором не было абстракций, а значит, не было и семантического насилия, принуждения единичного и особенного к чему-то общему. Бог не существовал и не разделял это свойство с другими существами и предметами, а божествовал. Адам – адамствовал.

Обычно проект воссоздания совершенного праязыка как раз и сводится к описанию набора семантических универсалий, которыми Бог якобы наградил Адама: «высокое/низкое»; «да/нет»; «мыслить/говорить»; «слово/дело» и т. д. Но в «Книге Бытия» ясно сказано, что Адам был призван давать имена «всякой душе живой», а не принципам и идеям, не родам и классам. Поэтому вернее всего представить праязык как язык имен собственных, причем все свойства предикатности, атрибутности и т. д. были инкорпорированы в эти имена как их грамматические формы и неотделимы от этих имен в виде самостоятельных сущностей, универсалий. Можно адамствовать или евствовать, но нельзя «действовать» вообще. Райский язык давно утерян, но именно благодаря чуду своей «именовательности» он заново возникает внутри каждого «поствавилонского» языка – в особой его разновидности, в любовной речи. Это превратимость всего в личное имя, точнее, превратимость личного имени во все остальное. И если есть где-то рай для языка, то именно в непредсказуемых и всякий раз заново сказуемых именах, а не в совершенном наборе раз и навсегда установленных универсалий.

*Криптоним, Любовь, Филоним, Эдемизм, Эротология

Любовные имена: Введение в эротонимику // Октябрь. 2006. № 7. С. 153–173.

Любовь. С. 370–412.

ЯЗЫКОВ О ДСТВО

ЯЗЫКОВОДСТВО (linguistry). Дисциплина практического преобразования языка на основе его научного изучения и творческого развития. Если теоретическое языкознание можно уподобить ботанике, изучающей жизнь растений, то практическую лингвистику, языководство уместно сравнить с лесоводством и садоводством, возделыванием языковой почвы и выращиванием новых древесных пород. По мысли В. Хлебникова, создателя слова «языководство», «словотворчество не нарушает законов языка… Если современный человек населяет обедневшие воды рек тучами рыб, то языководство дает право населить новой жизнью, вымершими или несуществующими словами, оскудевшие волны языка. Верим, что они снова заиграют жизнью, как в первые дни творения. <…> Слово управляет мозгом, мозг – руками, руки – царствами» [305].

Сравнение языководства с другими практическими дисциплинами («водствами») имеет смысл, как и параллель между технологиями, возникающими на основе естественных и гуманитарных наук и преобразующими соответственно природу и культуру. Как учил Вильгельм фон Гумбольдт, язык – это не эргон (выработанное, овеществленное), а сама энергия – «совокупная духовная энергия народа, каким-то чудным колдовством заключенная в звуки»