Проект "Вервольф" - [51]

— Что, товарищ начальник, первый раз?

Я кивнул, глубоко дыша, словно только что вынырнул со дна реки.

— Ничего, я, когда первого завалил, два дня есть не мог. Стоило запах еды учуять — сразу полоскало. Потом нормально — пообвык. И у вас пройдёт, будете фрицев, как орешки, щёлкать. А вот с девушкой зря вы так. Она беспокоилась о вас, переживала, а вы ей здрасьте пожалуйста.

— Всё сказал? — спросил я с хрипотцой в голосе и так глянул на матроса, что тому стало не до шуток. — Тогда заткнись, без тебя тошно!

Я уже совсем пришёл в себя, встал на ноги, хотел извиниться перед Марикой, но её звонкий голосок журчал где-то в конце колонны.

Рядом молча переминался с ноги на ногу Алексей. До парня дошло, что он позволил себе лишнего. Я видел, как он мялся, не решаясь снова заговорить, и пришёл на помощь:

— Ладно, проехали. Я не сдержался, ты сболтнул не подумав. Бывает. Пошли, посмотрим на пополнение что ли?

Я подобрал закатившуюся за колесо фуражку, протёр лицо и руки снегом из канавки на склоне, нагнулся за автоматом. Металлолом. От стойки прицела до стопора затворной коробки наискось шла глубокая борозда. На всякий случай подёргал затвор — тот даже не двигался — швырнул оружейный хлам на дорогу и поковылял за матросом.

О недавнем бое почти ничего не напоминало. Разве что догорающий «ханомаг» и трупы немцев рядом с грузовиками и мотоциклом.

Освобождённые пленники сиротливо жались у последней машины. Ветер трепал их полосатые робы, и я даже отсюда видел, как бедняги трясутся от холода.

С бывшими узниками о чём-то говорила Марика. Янек и ещё несколько партизан стояли рядом, внимательно следя за новобранцами.

Я понимал, что силой такой укреплённый объект, как фабрика, нам ни за что не взять, и надеялся на военную хитрость и внезапное нападение. Довольно призрачные преимущества, но и они могли растаять как дым, если бы кто-то из освобождённых сбежал.

Добраться отсюда до фабрики не так и сложно: всего несколько часов быстрого шага — и ты у цели. Я нисколько не сомневался, что среди узников найдутся желающие купить, если не свободу, то вполне сносную жизнь в заключении, а потому велел не спускать с них глаз до начала атаки. Там уже война расставит всё по местам: кто в тебя стреляет — те и враги. К ним не побежишь с белым флагом в руках: не они, так свои пристрелят. С предателями у всех разговор короткий.

Я подошёл к цыгану, спросил вполголоса:

— Сколько их?

— Пятьдесят. Из них двое тяжелораненых и два трупа, — также тихо ответил он.

— Итого сорок шесть. Неплохо. — Я пожевал губами, обдумывая возникшую мысль, потрогал выбитые пулей щепки, что иглами дикобраза торчали из досок кузова. — Как думаешь: машины в порядке?

— А что с ними будет? Двигатели вроде целы, кое-где тенты продырявило, так это не проблема.

— Понятно. Ты, это, возьми с собой кого-нибудь, сходите в пещеру за тушёнкой для пополнения и оружием. На всё полчаса. Давай мигом.

Янек кивнул, хлопнул прибалта по плечу, позвал с собой ещё одного партизана и побежал к склону.

Я направился к столпившимся вокруг девушки арестантам, протиснулся сквозь плотные ряды, встал рядом с Марикой и громко сказал:

— Товарищи! Сегодня для вас счастливый день. Запомните его на всю жизнь, неважно короткую или длинную, — это второй день вашего рождения. Мы спасли вас от кошмарной участи стать лабораторными крысами. На вас собирались проводить исследования, испытывать новые вакцины, хотели мучить бесконечными опытами и, в итоге, зарезать на операционном столе.

Я смотрел на худых людей в одинаковых тюремных робах и полосатых шапочках. У всех на груди нашивка с восьмизначным номером и перевёрнутым треугольником с литерой. Треугольники отличались по цвету и буквам внутри. Несколько человек вместо треугольника носили звезду Давида. На измождённых лицах ясно читалась решимость и желание отомстить, глаза горели ненавистью, только у двух или трёх они были тусклыми и лишёнными жизни.

— Мы спасли вас для того, чтобы вместе с вами прекратить бесчеловечные эксперименты. Здесь недалеко находится фабрика смерти, где уже загубили десятки жизней. Её надо разрушить сейчас, иначе потом будет поздно. Вместо вас привезут ещё сотни, тысячи несчастных, их кровь будет и на ваших руках, если вы нам не поможете.

В ответ на мой сигнал трое партизан щёлкнули затворами автоматов.

— Мы не звери, но другого выхода у нас нет: тот, кто с нами не пойдёт, навсегда останется здесь, — сказал я и снова окинул взглядом узников. В их настрое ничего не изменилось, только один как-то странно забегал глазами и поспешил отвести их в сторону, когда я посмотрел на него. — Сейчас каждому выдадут по банке тушёнки, — по толпе прошел радостный гул. — Оружие получите непосредственно перед началом штурма. Вопросы есть?

— Нет! — крикнул кто-то из толпы.

— Вот и отлично. Думаю, по машинам лучше разойтись сейчас: здесь довольно холодно, а на вас из одежды только дерюга.

Новобранцы, толкаясь и шумно гомоня, побежали к грузовикам. Скоро на горной дороге, кроме кучки партизан и меня, никого не осталось.

Мы стащили в одно место трупы, раздели их и сбросили в пропасть. Мои люди быстро переоделись, и вскоре передо мной стоял отряд немецких пехотинцев. Я отошёл на пару шагов, критически осмотрел новоявленных наци. Что-то в них было не так, какая-то деталь резала глаз, но я никак не мог понять какая.