Проект Рози - [67]

Самолет пошел на снижение. Я повернулся к Рози. Прошло несколько часов с тех пор, как она задала свой вопрос, — и теперь я мог ответить на него вполне осмысленно. Как я себя чувствовал?

— Я в смятении, — вырвалось у меня.

Я подумал, что она уже и забыла, о чем спрашивала. Но, возможно, мой ответ пришелся как нельзя кстати.

— Добро пожаловать в мир.

Первые шесть часов нашего пятнадцатичасового перелета домой я боролся со сном, пытаясь восстановить биологические часы. Далось мне это нелегко.

Рози спала несколько часов, потом смотрела фильм. Я покосился в ее сторону и увидел, что она плачет. Она сняла наушники и вытерла слезы.

— Ты плачешь. Что-то случилось?

— Дала слабину, — сказала Рози. — Грустная история. «Мосты округа Мэдисон». Я так полагаю, ты в кино никогда не плачешь.

— Совершенно верно. — Решив, что это может быть истолковано не в мою пользу, я добавил в свою защиту: — Кажется, это привилегия женщин.

— И на том спасибо. — Рози снова затихла, но, похоже, успокоилась.

— Скажи, — спросила она, — ты вообще что-то чувствуешь, когда смотришь кино? Ты видел «Касабланку»?

Она не застала меня врасплох. Этот же вопрос мне задавали Джин и Клодия, после того как мы вместе посмотрели DVD, — так что у меня было время подумать над ответом:

— Я видел несколько романтических фильмов. Нет, не чувствую. В отличие от Клодии, Джина и, по всей видимости, от большинства представителей человечества, меня не трогают лав-стори. Надеюсь, такая реакция ненаказуема.

В субботу вечером я навестил Джина и Клодию за ужином. Неожиданно для себя я почувствовал последствия перелета, а потому не смог представить связный отчет о поездке. Я пытался рассказать о своей встрече с Дэвидом Боренштейном в Колумбийском университете, о том, что видел в музеях, о еде в ресторане «Момофуку Ко», но они с маниакальной настойчивостью допрашивали меня на предмет отношений с Рози. Баловать их подробностями я, разумеется, не собирался, а уж о проекте «Отец» и вовсе не могло быть речи.

Клодия была очень довольна шарфом, но мой подарок спровоцировал новую волну расспросов:

— Рози помогала тебе с выбором?

Рози, Рози, Рози.

— Его порекомендовал продавец. Этот шарф мне сразу понравился.

Провожая меня, Клодия спросила:

— Дон, ты планируешь снова увидеться с Рози?

— В следующую субботу, — честно ответил я, не упомянув, однако, о том, что встреча будет сугубо деловая. В субботу мы собирались провести анализ полученных образцов ДНК.

Клодия, казалось, была довольна ответом.

Я сидел за ланчем в университетской столовой, просматривая папку с документами по проекту «Отец». К моему столику подошел Джин с бокалом вина и уселся напротив. Я попытался убрать папку, но лишь укрепил его подозрения в том, что от него что-то скрывают. Джин вдруг вытянул шею и посмотрел в сторону прилавка, к которому я сидел спиной.

— Ба-а-а! — воскликнул он.

Я обернулся посмотреть, в чем дело. Джин же, улучив момент, схватил папку и рассмеялся.

— Тут личное, — сказал я, но Джин уже открыл ее. Фотография выпускного курса лежала сверху.

Джин, казалось, был искренне удивлен.

— Боже мой, где ты это достал? — Он внимательно вглядывался в снимок. — Этой фотографии, по ходу, лет тридцать. И что это за записи?

— Организовывал встречу выпускников, — сказал я. — Помогал другу. Несколько недель назад.

Ответ был хорош — учитывая скорость, с которой я его сформулировал. Но в нем был один существенный изъян. И Джин мигом его обнаружил.

— Другу? Ну как же. Одному из твоих многочисленных друзей. И, кстати, тогда тебе надо было пригласить на встречу и меня.

— Зачем?

— А кто, по-твоему, делал эту фотографию?

Конечно. Кто-то же должен был снимать выпускной курс. От изумления я лишился дара речи.

— Я тут был единственным не с курса, — сказал Джин. — Их преподаватель генетики, собственной персоной. Крутая была ночка — все пьяные, без своих половинок. Самая горячая вечеринка сезона.

Джин ткнул в лицо на фотографии. Я-то все время высматривал на ней мужчин и даже не пытался найти мать Рози. Но теперь, когда Джин показывал на нее, я без труда ее узнал. Внешнее сходство было очевидным — те же рыжие волосы, хоть и не такие яркие, как у Рози. Она стояла между Исааком Эслером и Джеффри Кейсом. Как и на свадебном фото Эслера, Кейс широко улыбался.

— Бернадетт О'Коннор, — сказал Джин, отхлебнув вина. — Ирландка.

Я все понял по его интонации. У Джина была причина запомнить именно эту женщину — и вовсе не потому, что она мать Рози. На самом деле он, кажется, не догадывался о связи между одной и второй. И я быстро сообразил, что не стоит раскрывать Джину правду.

Его палец тем временем переместился левее:

— Джеффри Кейс. Не оправдал вложенного в обучение.

— Он ведь умер?

— Покончил с собой.

Вот так новость.

— Ты уверен?

— Конечно, уверен, — сказал Джин. — Слушай, а что ты так интересуешься?

Я пропустил его вопрос мимо ушей.

— Почему он это сделал?

— Возможно, забыл принять свой литий,[36] — сказал Джин. — Он страдал биполярным расстройством. В моменты просветления был душой компании.

Он посмотрел на меня. Я ожидал, что Джин начнет расспрашивать о том, почему я интересуюсь Джеффри Кейсом и встречей выпускников, поэтому лихорадочно сочинял правдоподобное объяснение. Меня спасла пустая перечница. Джин крутанул мельницу, после чего отошел за новой. Я же схватил салфетку, взял пробу с его бокала и улизнул из столовой, прежде чем он вернулся.