Проект «Платон» - [12]
— Почему «Платон»?
— Почему нет? В человеческих телах и душах сосуществует порой далеко не одна личность.
— Не считая того, что он до сих пор не найден. Мост между телом и душой.
Виддер одобрительно кивнул:
— И его будем искать.
— Но как же мы будем изучать серийных убийц, если даже Бухановскому, без которого дело ни за что не раскрыли бы, мозг Чикатило не достался, несмотря на его настоятельные просьбы?!
— Чикатило казнили выстрелом в затылок. Нет никакого смысла в мозговом детрите. Даже если бы Чикатило был казнён иначе, какой смысл в мёртвом мозге? Что может сказать мёртвый мозг? Тебе интересна живая девушка. Я надеюсь, — Виддер снова чуть заметно скривил губы. — С мёртвой девушкой не поболтаешь, не займёшься любовью, она не ощутит запах тёплой хвои, не получит радость от морского бриза. Изучаемый мозг, как и интересующая тебя девушка, должны быть живы. Если ты, конечно же, не психопат. Но даже психопат интересуется первоначально живым. Его задача сделать живое — мёртвым. Или хотя бы безжизненным. Наша задача прямо противоположна: мы должны оживить психопата. Во всех смыслах слова «оживить».
Ивана слегка передёрнуло. Сравнения Виддера никогда нельзя было назвать элегантными — зато они всегда пронимали. Виддер отследил реакцию ученика. Впрочем, как всегда. Усмехнулся, и продолжил, как ни в чём не бывало:
— Возвращаясь от метафор к методологии. Хотя довольно часто, а точнее сказать: всегда — это одно и то же. Если мы говорим о системном подходе. — Виддер уставился в окно совершенно пустым взглядом. Внезапно опустевшим. Такое и прежде бывало с учителем, и Ивана это всё ещё пугало. Чтобы прогнать страх, в который всегда приводил его подобный взгляд, Иван затараторил:
— Но весьма затруднительно изучать деятельность живого мозга на нейронном уровне! Это опасно. Это негуманно. Это запрещено, в конце концов! Иногда нам удаётся, если нужды пациента того требуют…
Взгляд Виддера снова стал осмысленным, он насмешливо перебил ученика:
— Я знаю твои темы, и говорить о них ты можешь долго. И вряд ли в твоей скороговорке мелькнёт хоть что-то, неизвестное мне. Да, дорогой мой ученик! Да! Живого — затруднительно. Мёртвого — бесполезно. Где-то между затруднительным и бесполезным пролегает наша тропка.
В глазах у Ивана вдруг вспыхнул восторженный мальчишеский блеск:
— Мы будем принимать участие в расследованиях? Что-то вроде «Мыслить как преступник»? Я очень люблю этот сериал, хотя для того, чтобы получать от него удовольствие, мне приходится убивать в себе врача и учёного. Люблю, даже несмотря на то, что там довольно примитивная схема сценария: создаёшь ряд когнитивных гипотез и, путаясь в них, ожидаешь, что одна окажется верным когнитивным суждением ровно к концу серии. Увлекшись, я даже сам набросал идею и написал несколько сюжетов. Но потом мне стало скучно. Любая схема рано или поздно становится скучна. Будто твой мозг кружит и кружит на одной и той же карусели, и ничего не меняется! Что может измениться в маршруте карусели?! И весь спектр восприятия постепенно суживается до этого узенького круга. Формирует карусельный нейронный путь. Как с любой дурной привычкой.
Закончив монолог, Иван наткнулся взглядом на тонкую папочку, протягиваемую ему Виддером.
— Вот, кстати. Твоя первая «лабораторная работа».
Иван взял папочку. Открыл. Фотография импозантного красавца за пятьдесят, от которого так и разило чем-то таким… Где-то он его уже видел. Иван пробежал глазами печатные строчки.
— Конечно же!
— Конечно же, в нашем довольно узком профессиональном мире ты хоть раз да пересекался с ним. Хотя бы шапочно. На конференциях, съездах.
— Ещё я с ним как-то раз был на записи телепередачи. Где меня безжалостно обрезали, и я выглядел полным олухом! — насупился Иван. — А вот господин Васильев вовсе не был учёным и врачом, хотя именно так себя и преподносил публике. Он был торговцем!
— Не совсем. Он был дельцом. Неплохим ремесленником и великолепным дельцом в своей, заметь, ремесленной нише. Это важно. Он не торговал воздухом или беспочвенной надеждой. Он торговал помощью. Иногда быть дельцом в своём деле более, чем достаточно, чтобы собрать под крыло действительно учёных и действительно врачей. Которым нужны средства, но которые ничего не смыслят в источниках получения оных. Так что Васильев был на своём месте. При своём деле. Он пестовал детище, которое создал. Дельцу не обязательно быть Мыслителем и Гуманистом. Напротив, мысли и гуманность, на нынешнем уровне интеллектуального развития и того, что люди вкладывают в понятие «гуманность» — вредят делу.
— Подождите! Не понимаю. Был? Пестовал? Почему в прошедшем времени?
— Новости не смотрим? В Интернет не ходим?
И Виддер многозначительно кивнул на папочку. Иван, пробежав ещё несколько строк, поднял на Виддера обескураженный взгляд.
— Найден мёртвым? — Затем вернулся к бумагам и бегло пробубнил текст: — «Причина смерти: сквозное пулевое огнестрельное ранение груди, причинённое пулями калибра более шести и менее девяти миллиметров, из распространённых боеприпасов калибра семь целых шестьдесят две сотых миллиметра. Входная рана расположена на груди слева от срединной линии, выходная соответственно на спине справа от срединной линии. В момент причинения огнестрельного ранения потерпевший был обращён к дульному срезу оружия передней поверхностью тела, что подтверждается направлением раневого канала».
Эта яркая и неожиданная книга — не книга вовсе, а театральное представление. Трагикомедия. Действующие лица — врачи, акушерки, медсестры и… пациентки. Место действия — родильный дом и больница. В этих стенах реальность комфортно уживается с эксцентричным фарсом, а смешное зачастую вызывает слезы. Здесь двадцать первый век с его нанотехнологиями еще не гарантирует отсутствие булгаковской «тьмы египетской» и шофер «скорой» неожиданно может оказаться грамотнее анестезиолога…Что делать взрослому мужчине, если у него фимоз, и как это связано с живописью импрессионистов? Где мы бываем во время клинической смерти, и что такое ЭКО?О забавном и грустном.
Эта книга о врачах и пациентах. О рождении и смерти. Об учителях и учениках. О семейных тайнах. О внутренней «кухне» родовспомогательного учреждения. О поколении, повзрослевшем на развалинах империи. Об отрицании Бога и принятии его заповедей. О том, что нет никакой мистики, и она же пронизывает всё в этом мире. О бескрылых ангелах и самых обычных демонах. О смысле, который от нас сокрыт. И о принятии покоя, который нам только снится до поры до времени.И конечно же о любви…
Мальцева вышла замуж за Панина. Стала главным врачом многопрофильной больницы. И… попыталась покончить с собой…Долгожданное продолжение «бумажного сериала» Татьяны Соломатиной «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61». Какое из неотложных состояний скрывается за следующим поворотом: рождение, жизнь, смерть или любовь?
Роддом — это не просто место, где рожают детей. Это — целый мир со своими законами и правилами, иногда похожий на съемочную площадку комедийного сериала, а иногда — кровавого триллера, в котором обязательно будут жертвы. Зав. отделением Татьяна Георгиевна Мальцева — талантливый врач и просто красотка — на четвертом десятке пытается обрести личное счастье, разрываясь между молодым привлекательным интерном и циничным женатым начальником. Когда ревнуют врачи, мало не покажется!
«Просто в этот век поголовного инфантилизма уже забыли, что такое мужик в двадцать пять!» – под таким лозунгом живет и работает умная, красивая и ироничная (палец в рот не клади!) Татьяна Мальцева, талантливый врач и отчаянный жизнелюб, настоящий Дон Жуан в юбке.Работая в роддоме и чудом спасая молодых мам и новорожденных, Мальцева успевает и в собственной жизни закрутить роман, которому позавидует Голливуд!«Роддом. Сериал. Кадры 14–26» – продолжение новой серии романов от автора книги «Акушер-ХА!».
От автора: После успеха первой «Акушер-ХА!» было вполне ожидаемо, что я напишу вторую. А я не люблю не оправдывать ожидания. Книга перед вами. Сперва я, как прозаик, создавший несколько востребованных читателями романов, сомневалась: «Разве нужны они, эти байки, способные развеселить тех, кто смеётся над поскользнувшимися на банановой кожуре и плачет лишь над собственными ушибами? А стоит ли портить свой имидж, вновь и вновь пытаясь в популярной и даже забавной форме преподносить азы элементарных знаний, отличающих женщину от самки млекопитающего? Надо ли шутить на всё ещё заведомо табуированные нашим, чего греха таить, ханжеским восприятием темы?» Потом же, когда количество писем с благодарностями превысило все ожидаемые мною масштабы, я поняла: нужны, стоит, надо.
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.