Проект «Парадокс» - [124]

– Эээ… Это… Радикально, – Артем был ошарашен подобным планом.

– Да, – просто сказал Кедров.

– А как быть с кучей временных парадоксов? Ведь путешествие во времени может повлечь за собой нарушение глобальных причинно-следственных связей, я могу случайно убить своего далекого предка, что-то вообще может пойти не так…

– Существует множество теорий, Артем, – ответил Кедров, – но ни одна из них не подтверждена на практике. Посему предлагаю разбираться с проблемами по мере их поступления.

– А какая теория основная? – настойчиво спросил Артем.

– Их две. Первая гласит, что отправка тебя в далекое прошлое и некие значительные деяния в оном сильно перепишут историю, и мы все здесь «сотремся». Это будущее перестанет существовать, и ему на смену придет, я сильно на это надеюсь, высокодуховное общество с молочными реками и кисельными берегами, которое использует только мирный атом и летает на звезду Бетельгейзе попить кофейку.

– Так… А вторая?

– Согласно второй, прошлое, которое создашь ты, повлечет за собой новое будущее, это будет реальность, параллельная нашей. Это, кстати, неблагополучный исход.

– То есть у всех здесь, кроме меня, два исхода – умереть от голода и радиации на зараженной Земле или оказаться «стертыми», несуществующими призраками. И второй исход предпочтительнее.

– Если все пойдет, как надо. Но в целом верно. Рад, что, несмотря на туповатое выражение лица, котелок у тебя еще варит.

– Вас послушать, так я вообще счастливчик.

– Можно сказать и так.

– Но почему в эту схему не вписывается тот же Голицын?

– Ах да, Голицын. У него неподходящий психотип. Он скептик, циник, сверхпрагматик. Он бы не справился с такой задачей.

– Но…

– А ты, Артем, прагматик, но при этом идеалист. Ты будешь искренне стремиться к тому, чтобы построить рай на земле, но при этом не захочешь проливать для этого реки крови. Голицын же закономерно придет к выводу, что это самый простой способ.

– Черт, а ведь правда.

– Еще кое-что… У меня есть пара любимых писателей конца XX века… Они придумали отличный термин. Этот термин звучит как «фактор Калигулы». Помимо практически бесконечной жизни, тебя наградили еще кое-каким артефактом. Он не позволит тебе сойти с ума и стать пятым всадником Апокалипсиса.

– Док! – догадался Артем.

– Да, Артем. Твой боевой компьютер будет отслеживать твое состояние и… принимать меры в том случае, если ты, например, всерьез решишь сделать коня сенатором.

– А меры, я так понимаю, измеряются в вольтах.

– Всегда к твоим услугам, Александров, – проворковала Док.

– А есть возможность ее отключить? – спросил Артем.

– Боюсь, что нет. Это страховочный фактор. Чтобы ты не уничтожил мир раньше времени, – улыбнулся Кедров.

– У Док есть право меня ликвидировать? – Артему было не до шуток.

– В крайне исключительных случаях. И после пяти обязательных предупреждений.

– Ладно, допустим… Я… – начал Артем, но договорить не успел. Распахнулась дверь, и на пороге появился Троекуров с развязанным галстуком. От него разило жутким перегаром. Кедров поморщился. Ему не хотелось, чтобы кто-то видел старого друга в таком состоянии.

– Витя, пойдем обратно! – предложил он, нежно взяв генерала под локоток.

– Нет! Он должен знать правду! И ты должен знать правду! Я не могу молчать.

– Правду? – поднял бровь Артем.

– Да! – Троекуров повернулся к Кедрову. – Помнишь, я рассказывал тебе про Виктора, который в 2036-м отказался запускать ракету по Улан-Удэ?

– Конечно, – сказал Кедров. – Можешь не трудиться, я понял, что ты говорил о себе.

– Я не говорил о себе, Петя! Я врал о себе! – глаза генерала наполнились слезами.

– О чем ты? – внимательно слушая, Кедров медленно затаскивал генерала в его кабинет.

Артем последовал за ними и прикрыл дверь.

– Как ты помнишь, феде…ральное правительство решило накрыть Улан-Удэ, а вместе с ним и озеро…ик… Байкал, ядерным ударом.

– Помню…

– Да ладно?! – не смог сдержаться Артем.

Троекуров посмотрел на него с удивлением, как будто только осознал, что в комнате не он один. Кедров яростно приложил палец ко рту.

– О, и этот, Артем, здесь! Пусть все знают про мой позор! – воскликнул Троекуров.

– Тише, Витя, что дальше?

– А дальше командир смены отказался выполнять приказ! И я его… ик… застрелил! А потом обездвижил еще двоих. А потом… Потом вот этими вот руками, – затряс ладонями Троекуров, – ввел коды запуска!

– Что было дальше? – оба слушателя были потрясены.

– Я не знаю, чем я думал. Видимо, был молод… и туп. Но, слава Богу, «Периметр» оказался умнее меня…

– Как это? – удивился Кедров.

– Проанализировав обстановку, «Периметр» отменил эту и… последующие попытки пуска ракеты как ошибочные. Оказывается, какой-то мудрый… ик… советский инженер-программист, который писал программное обеспечение, вставил одним из с-секретных критериев стратегического анализа обстановки язык переговоров предполагаемого противника.

– Зачем? – не понял Артем.

– Чтобы стратегическое ядерное оружие не использовалось в гражданской войне. А тактическое оружие подвезти не успели… Теракт…

– А что с тобой было дальше?

– Я забаррикадировался в помещении и провел там два самых… ик…ужасных дня своей жизни. Затем, во время трибунала, уже новая власть сочла мои действия оправданными и дала мне второй шанс. Второй шанс за убийство святого человека, который отказался сбросить ядерную бомбу на своих сограждан, – Троекуров заревел в голос. 44 года назад он пережил жесточайший кризис личности, и эта заноза засела в нем ужасно глубоко. Он всегда скрывал ее, и тут, в экстремальной обстановке, она вырвалась наружу и отозвалась новой болью.