Продолжение любви - [53]

Утром следующего дня она отправилась на поиски подходящего платья. Какого труда стоило уговорить Эйприл остаться дома! Чем бы Люсия объяснила необходимость покупать вечернее платье? Пришлось пообещать ей, что этот поход по магазинам будет не последним, в следующий раз — только вдвоем. Ноги от дождя совсем промокли и глаза устали наблюдать краски витрин, когда нашлось наконец что‑то более‑менее подходящее. Сунув зонт под мышку и убрав влажные пряди с лица, Люсия приложила к себе ярко‑красное платье с роскошным вырезом и длинной, широкой внизу юбкой. Соледад бы точно не устояла. Не слишком ли вызывающе? Впрочем, бросить вызов этим светским ханжам не помешало бы. Выбор вполне соответствовал ее воинственному настроению. Она захватила для демонстрации Эйприл пару футболок и направилась к кассе.

Главное — остаться незамеченной. Проверив, надежно ли повернута ручка, Люсия надела платье, покружилась: огненный колокол заполнил все пространство маленькой комнаты. Подкрасив глаза и губы, наложив тонкий слой темно‑бежевых румян, придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале, подняла волосы вверх: надо будет зайти в парикмахерскую. Хорошо, что идет дождь: можно, спрятавшись в плащ, проскочить ко входной двери.

* * *

— Вы станете королевой бала! — пообещала добродушная негритянка, завивая маленькие прядки у нее на висках.

Люсия еще некоторое время листала последние журналы мод, решив опоздать и увидеть всех приглашенных сразу, заметила несколько погрешностей со светом на последних страницах и наконец решила, что пора.

Чете Маковски принадлежали два первых этажа старого добротного дома на Малбери‑Уолк. Это красно‑кирпичное, увитое плющом здание снаружи не казалось большим и стояло в глубине, выбиваясь из общей линии улицы. К парадному входу вела мощенная камнем тропинка, по обеим сторонам которой располагались ухоженные клумбы, а в центре — маленький, звонкий фонтанчик. Несколько окон ярко освещены, свет падал и в шелестящую воду.

Люсия, стараясь держаться уверенно, нажала кнопку звонка. Ей открыла седая, коротко стриженная женщина с умными глазами. По‑видимому, прислуга. Из тех немногословных хранительниц уюта, что становятся полноправными членами семьи. Девушка представилась, безжалостно теребя сумочку, то и дело посматривая на лестницу, за которой начинался застланный роскошным ковром коридор. Ее надежды оправдались: летящей походкой ей навстречу устремился Дэвид. Классический костюм и бабочка делали его неотразимым.

— Тереза, не беспокойся. Я сам встречу гостью. Позвольте вам помочь, — обратился он уже к Люсии, предлагая снять плащ.

Она проследовала за ним, засматриваясь на картины и статуэтки, — последние, судя по всему, эпохи Ренессанса. Дэвид придерживал ее за талию, едва касаясь кончиками пальцев. Впереди слышалась музыка, негромкая, медленная. Минуя несколько пустынных комнат, выдержанных в единой красно‑серой гамме, они вошли в просторную залу с зажженным камином, двумя круглыми черными столиками для спиртного и закусок, роскошным роялем у дальнего окна. Гостей оказалось меньше, чем Люсия ожидала увидеть: три пары о чем‑то негромко беседовали, из открытых дверей напротив раздавались еще несколько голосов и грохот бильярдных шаров. Дэвид и Люсия вошли на последних тактах старинной мелодии, девушке незнакомой.

Волнение подкатило к горлу, стоило ей переступить порог гостиной. Она не сразу рассмотрела присутствующих. Вопреки скромному, хотя и дорогому, убранству помещений и сдержанно классическим туалетам дам, все слилось для нее в торжественном блеске, словно ее поместили в рождественский елочный шар. Однако она успела заметить: никого из уже знакомой израильской компании среди гостей не было. В грациозной, степенной леди с туго собранными на затылке волосами Люсия не сразу узнала Лиз. Ей очень шло узкое, темно‑серое платье и высокие каблуки. Она вела оживленную беседу с немного смешным молодым человеком в маленьких круглых очочках. «Он как будто все время чему‑то удивлен: брови почти не опускает», — подумала Люсия и, глядя на него, неожиданно успокоилась и улыбнулась.

— Рад вам представить, — произнес Дэвид, — Люсия Эставес, дочь моего старого знакомого и коллеги.

Слова Дэвида как нельзя лучше оправдывали ее присутствие на вечере, но он говорил так, словно Люсия и вправду только дочь знакомого, и это немного обидело ее. В его фразе чувствовалось отречение: «Нет, я не имею к ней никакого отношения», — и эта хладнокровная ложь не могла не быть раскрыта в силу своей нарочитости, чрезмерности.

С ней знакомились — она сухо отвечала, говорила о Мадриде, об университете и почти не задавала вопросов. Джон Фрай, врач, и его пышногрудая хохотунья жена понравились ей больше остальных. Лекарские сластолюбие и практицизм, которые так тщательно скрывал Тони, в этом стареющем плейбое с длинным любопытным носом и въедливыми глазами были выставлены напоказ, и оттого хотелось предполагать за внешним сибаритством наличие сколько‑нибудь тонкой души. Виктория, его увесистая половина, казалось, до краев переполнена оптимизмом и щедро плещет им на окружающих. Она, как многие тучные женщины, была ничуть не тяжеловесна. Добродушие так и струилось из ее уст, уступая иногда место безобидному женскому ехидству. С ними было просто, Люсия даже рассказала, что была на выставке Питера Кристофера, не упомянув с кем. Со второй супружеской парой — соседями Маковски Ником и Джулией — идти на контакт совсем не хотелось, да они и сами не очень‑то стремились к этому. Люсия решила, что не понравилась им с первого же взгляда. Ник, как она поняла из слов Дэвида, был музыкальным продюсером и, надо полагать, знал себе цену. Хотя, имея такое хитрое выражение лица и крохотную щетку под носом, будешь заносчивым вне зависимости от карьеры и кошелька. И что в нем нашла Джулия? Впрочем, они одинаково холодны, только она — снежная королева, а он — чудовище у ее ворот.