Продолжение любви - [17]

…На этом лифте можно спускаться целую вечность, как будто весь отель проснулся одновременно. Седьмой — остановка, шестой — неужели трудно спуститься на один этаж по лестнице? Пятый, четвертый — Тони опять будет издеваться надо мной из‑за того, что я долго собираюсь, — ну, теперь пойдет быстрее. Первый. Вперед! Люсия выскочила, не дожидаясь, пока ползучие, заторможенные двери раскроются полностью. Убежать далеко ей не удалось, она врезалась со всей силы во что‑то белое и сухопарое. Ее удержали за плечи откуда‑то сверху спустившиеся руки, слишком цепкие, пожалуй. Невозможно было не поднять глаза и не посмотреть, кто же это в трикотажной рубашке возник на ее пути.

О, какая улыбка! Седые пряди, благородный лоб. Где я его видела? Боже мой! Концерт в Тель‑Авиве!

— Извините, я не хотела… Я такая неуклюжая, чуть не сбила вас с ног. — Люсия покрылась легким румянцем, сознавая, какие глупости она лепечет.

Он не сразу отпустил ее, она слишком внимательно рассматривала заботливого незнакомца. Сцена начинала привлекать внимание толпы у лифта.

— Это вы меня извините. Я оказался там, где не следовало. Вы не ушиблись? Если бы я знал, что выпорхнет такая очаровательная птичка, то не стоял бы на ее пути, как старый пень, — совсем смутил девушку блистательный господин Маковски.

Его глаза сияли тысячами маленьких огоньков. Он заглянул девушке в лицо, заметил ее взволнованное дыхание (тесемочный бантик под воротником никак не уляжется на груди), сделал шаг назад — ухожу, мол, ухожу, — но при этом так по‑свойски окинул взглядом ее бесконечные ноги в блестящих башмачках, что Люсия осмелела:

— Я не наступила вам на ногу? Было бы стыдно нанести увечье такой знаменитости, — пошутила она, окончательно уверившись, что перед ней тот, кто заставил ее так расчувствоваться в концертном зале.

— Вы знаете, чем я занимаюсь? — Он оживился. — Мне это очень льстит. Если вы можете задержаться на несколько секунд, я спросил бы, как вас зовут, — он сделал шаг в сторону, как бы предлагая не расходиться слишком быстро, — моих ног вы не задели, а вот самолюбие потешили. Я всякий раз удивляюсь, когда узнаю, кто ходит на мои концерты. Позвольте повториться, кто же вы?

— Я Люсия, Люсия Эставес из Мадрида. — Она слегка замешкалась, потом деловито протянула руку.

Он взял ее ладонь, сначала едва касаясь пальцев, затем крепче. Приложил к губам.

— У вас очень красивое имя. Вы говорите, что вы из Мадрида, — откуда тогда такое блестящее знание английского?

— Мой отец англичанин. Никто не догадывается, что я наполовину испанка.

— Ну, если напрячь музыкальный слух, можно было бы заподозрить. Я вас не обидел?

— Нисколько.

— У англичанок не бывает таких жгучих глаз. Собеседники оказались в стороне от людского потока, у маленького фонтанчика и кадок с фикусами. Люсию поразил голос Маковски — низкий, глубинный, размеренный. Его хотелось слушать и слушать. Может быть, пора попрощаться? Ну, еще чуть‑чуть подожду. Когда еще доведется вот так запросто говорить с человеком, которого узнают на улицах. Там, на концерте, он казался таким недоступным, даже нереальным… А здесь — просто мужчина, в шортах, с теннисной ракеткой. Забавно.

— Вы были, наверное, на последнем концерте в Тель‑Авиве? Вам понравилось? — Он не стремился заговорить ее, паузы в диалоге не казались заминкой, они были чем‑то наполнены, каким‑то другим потоком информации.

— Да. Скажите, а что вы играли… — Люсии захотелось напеть, но она постеснялась, — испанское?

— О, в вас заговорил голос крови, — довольно улыбнулся Маковски. — Я иногда развлекаюсь таким образом: делаю обработки народной музыки. Эта вещь действительно получилась недурно. Хотя ее исполнение очень утомляет меня. Я расходую недельный запас положительных эмоций. — Он засмеялся.

— Зато зрители чувствуют себя как на крыльях. Мне хотелось лететь, забыв про все на свете.

— Как сейчас?

Она не нашлась, что ответить. Заданный ее новым знакомым ритм не вязался с недавней спешкой, делал ее бессмысленной. Хотя Тони, наверное, заждался… Маковски одарил ее несколько высокомерным взглядом и повернулся в профиль, к окну, как бы ожидая, что она предпримет. Тонкий, правильный нос, бесцветная, сухая кожа. Безжизненное лицо немолодого англичанина, на котором — по контрасту — слишком даже живые, с чертовщинкой глаза и тонкие, но яркие, как у юноши, губы. Люсия смотрела на него и не уходила.

— Вас вдохновляют паруса? — удивил ее вопросом Дэвид Маковски.

— Что? Паруса? В каком смысле? — Люсия обрадовалась продолжению беседы.

— Вам нравится, как в них упирается ветер? Это красиво, не правда ли? Самое смешное, что люди совершенствовали этот овеянный поэзией предмет, чтобы преуспеть в рыбной ловле. Вам это не кажется странным?..

Люсия хотела слушать, а не говорить, и он продолжил в более прозаическом духе:

— Вчера у меня был приятный вечер. Ко мне нежданно нагрянули гости. Они готовы отдать полжизни, лишь бы насладиться путешествием под парусом.

— Они приплыли к вам на корабле?

— На яхте… Я так давно не был в Испании. — Он неожиданно сменил тему. — Надоели гастроли. А вы, наверное, много путешествуете?