Продолжение легенды - [18]

– Угу, только обитали бы мы с тобой давно на небесах, если бы не помощь Батлера. Вот уж кто любил тебя, горячо, страстно, ни опасность, ни честь, не останавливали его, ну прямо герцог Борджиа, как назвал его Эшли. Кстати о семействе Борджиа, ты ведь так и не узнала, чем они знамениты? Помнишь, как Эшли, старательно избегая твоего взгляда, смотрел на Чарльза с выражением сочувствия? Так он всегда будет смотреть мимо тебя, когда ты вдруг захочешь блеснуть своим невежеством, и тосковать по Мелани, которая могла сравнивать мистера Теккерея и мистера Диккенса и поддерживать беседу на любую тему, будь то литература, живопись или музыка. Она всегда будет стоять за его спиной. Боюсь, что и в постели вас будет трое, зато узнаешь, что испытывал Ретт!

Скарлетт насупилась и, чтобы не было так горько, попыталась вспомнить единственный страстный поцелуй Эшли во фруктовом саду, его крепкие объятия, стройное тело. Но перед глазами являлось несчастное лицо, измученное, растерянное выражение которого вызывало жалость, но никак не сулило счастья. Это был уже не тот мечтательный юноша, в которого она влюбилась до войны, и не тот воин, закаленный в боях, который приезжал в отпуск на Рождество. И хотя в уголках рта осталась жесткая складка, но она уже не придавала ему уверенного властного вида человека, привыкшего командовать, а лишь подчеркивала усталую опустошенность глаз.

– Очевидно, мистер Уилкс слишком бесстрастен, рассудочен, слишком оберегает свой покой. Поэтому его устраивала Мелани. Собственно, она была ему больше сестрой, единомышленницей, другом, но не любовницей. У тебя есть шанс стать и той, и другой. Или, может быть, ты его постараешься обучить, как проще обманывать покупателей? – глумился ангел. – Это сблизит ваши души!

– От него я, по крайней мере, не услышу тех оскорблений, которыми осыпал меня Батлер. Не понимаю, как можно говорить такое любимой женщине, выставлять её перед всеми плохой женой и плохой матерью. Даже если это так, но ты любишь эту женщину, достойно ли такое поведение? Фрэнк не любил меня, но терпеливо сносил все обиды, потому что был порядочным человеком.

– Не тебе, конечно, упрекать Ретта в низости. Кто как не ты, лицемерно прикрываясь им, скрывала от Эшли свою жестокость, грубость, алчность.

Сальдо не сходилось: то превышала любовь, то обиды.

– Это тебе не доллары в лавке считать – сколько поступило, сколько потрачено, – думала Скарлетт, – так чего было больше: обиды или любви? Любви к Эшли или Ретту? Да и что есть любовь?

Один признавался в любви и жил с женой душа в душу, другой скрывал свое чувство, боясь быть отвергнутым, и вовсю развлекался с потаскухами. Оба – трусы и предатели. Эшли боялся, что я нарушу уклад его жизни, вторгнусь в его внутренний мир, непонятный мне и неинтересный, разрушу дорогое для него однообразие скучных дней. Ретт не желал ограничивать свою свободу.

Скарлетт просыпалась на заре и долго лежала без сна, снова и снова перебирая в памяти события своей жизни. Она не любила возвращаться в прошлое, зная, что ни к чему хорошему это не приводит. Однако привычка откладывать неприятные мысли на потом не срабатывала. Каждое воспоминание вызывало у нее новый прилив тоски. Но постепенно стало казаться, что именно прошлое поможет ей как-то собрать обломки своей жизни и найти силы жить дальше. Она снова оказалась в тупике, как семь лет назад, когда не осталось иллюзий на мирную жизнь и любовь Эшли, и ради спасения Тары она готова была стать любовницей Ретта Батлера.

Всё изменилось с тех пор: она сохранила Тару, достаточно богата, и может позволить себе перестать быть мерзавкой, и даже попытаться вернуть то, что было утрачено – гордость и честь, правдивость и милосердие. Но все это она легко бы променяла на любовь Ретта. Скарлетт с грустью представила себе долгую череду безрадостных дней без него, это было сродни голоду…

– Ангел мой, ведь он меня хорошо знал, почему же не понял, что дорог мне? Любовь настолько слепа?

– Да! Иначе, каким бы чудом необразованная деревенская своенравная девчонка смогла заполучить в мужья человека столь высоких запросов и утонченного вкуса, как Батлер, да еще и сведущего в делах любви?

– Значит, ничего вернуть нельзя?

– Конечно, нет. Разве можно вернуть молодость, невинность, сладкие мечты, способность верить в них, мир, который унесла война?

– Что же делать?

– Раскрой свою душу страданию, очисти её от всего суетного, стань хорошей матерью, научись ценить тех, кто рядом, тем более, что теперь рядом вечным укором твоей совести будет Эшли, – с иронией произнес светлый ангел.

– Придется нести и этот крест, – разочарованно усмехнулась Скарлетт, – довольно с меня сказок, в душе моей пустота, не надо мне ни принцев, ни дьяволов, никого.

Скарлетт взяла платок и пошла во фруктовый сад, совсем не потому, что захотелось помечтать об Эшли. Нет, ей хотелось вспомнить то чувство уверенности и силы, которое внушил ей когда-то холодный кусочек красной глины, чувство привязанности к мирному покою и деревенской тишине Тары, к этим красным полям и темным соснам вокруг дома!

Здесь и застал её обеспокоенный Уилл, только что вернувшийся из Джонсборо. На станцию каждый день прибывали толпы безработных. Среди них мистер Бентин и Большой Сэм частенько встречали прежних рабов с плантации, которые после войны разбрелись по всем штатам. Те за небольшую плату не прочь были бы на все время закрепиться в усадьбе, но теперешний хозяин Тары мог позволить себе наем рабочих только на определенное время или на определенный вид работ.