Продавец сладостей. Рассказы. «В следующее воскресенье». «Боги, демоны и другие» - [118]
— Будем продолжать?
— Простите, сэр, — ответил Шекхар, — но лучше не надо. По-моему, хватит.
Директор был явно ошеломлен. По лицу его катился пот. Шекхару было от души его жаль. Но что поделаешь. Ни один судья, вынося приговор, не чувствовал себя таким огорченным и беспомощным… Шекхар заметил, что в комнату заглянула жена директора, на ее лице было написано живейшее любопытство. Барабанщик и скрипач, не скрывая облегчения, отложили свои инструменты. Директор снял очки, вытер лоб и проговорил:
— Ну, высказывайте свое мнение.
— Нельзя ли подождать до завтра, сэр? — попробовал увильнуть Шекхар.
— Нет. Скажите сейчас, только откровенно. Хорошо я пою?
— Нет, сэр, — ответил Шекхар.
— А-а… Есть мне смысл продолжать занятия?
— Ни малейшего, сэр… — сказал Шекхар дрогнувшим голосом. Ему было очень больно, что он не может выразиться деликатнее. Высказать правду, размышлял он, так же нелегко, как и выслушать.
По дороге домой он терзался. Он предчувствовал, что отныне его служебное поприще не будет усыпано розами. Повышения, надбавки к жалованью — все это зависит от доброй воли директора. Да мало ли какие его теперь ждут напасти. Разве Харишчандра не потерял свой престол, жену и ребенка только потому, что решил всегда говорить чистую правду, что бы ни случилось?
Дома жена прислуживала ему с каменным лицом. Он понял, что она все еще сердится на него за утренние слова. «Две потери за один день, — подумал Шекхар. — Если продолжать в таком духе неделю, так, пожалуй, ни одного друга не останется».
На следующий день директор зашел к нему в класс. Шекхар с тяжелым сердцем поднялся ему навстречу.
— Вы дали мне полезный совет. Я рассчитал своего учителя музыки. Никто до сих пор не захотел сказать мне правду о моем пении. К чему эти прихоти, в моем-то возрасте! Спасибо вам. А между прочим, как там у вас с контрольными?
— Вы дали мне десять дней на проверку, сэр.
— Нет, я передумал. Они непременно нужны мне завтра…
Сто работ в один день! Это значит — не ложиться всю ночь.
— Дайте мне хоть несколько дней, сэр!..
— Нет, они мне нужны к завтрашнему утру. И помните, проверки я требую самой тщательной.
— Будет сделано, сэр, — сказал Шекхар, а про себя подумал, что проверить сто контрольных работ за одну ночь — это еще недорогая цена за такую роскошь, как Правда.
― ИЗ КНИГИ «» ―
>(перевод И. Бернштейн)
Пятнадцать лет
В наши дни говорить о языке просто нетактично. При одном только упоминании об этой теме у приличных людей портится настроение. Я имею в виду прежде всего английский язык. В наши дни им пользуется всякий, и всякий предает его анафеме. А ведь было время, и не так уж давно, когда слова «он прекрасно говорит по-английски» звучали для человека большой похвалой; когда невеста, которая умела писать записочки по-английски и читала в подлиннике Скотта и Диккенса, считалась во всех отношениях превосходной партией. Да и для службы тоже молодой человек, умевший вести деловую переписку на английском языке, был более пригоден, чем тот, кто владел только местным языком. Были также люди, которые не знали английского и которые, вздыхая, повторяли: «Вот если бы я говорил по-английски, весь мир был бы у моих ног».
Может быть, это и не очень приятные воспоминания, но, с другой стороны, нехорошо делать вид, будто так к этим вещам у нас вообще никогда и никто не относился. И однако, обстоятельства самого разного свойства, практические, политические и прочие, побуждают нас изгнать английскую речь из своей среды. Стало чуть ли не делом чести и национального престижа провозглашать свое к ней отвращение и требовать ее запрета.
Но английская речь обладает чарующей силой и большим упорством, день за днем она является к нам (если позволительна такая персонификация) и спрашивает:
— Что я сделала, чем заслужила вашу ненависть? — Судья не поднимает головы, опасаясь, как бы не дрогнула его собственная решимость. Он отвечает по возможности свирепее:
— Ты — речь наших угнетателей. С твоей помощью был порабощен наш народ и люди оказались разделены на тех, кто владеет английским, и тех, кто им не владеет, и первые стали властвовать над вторыми. Из-за твоего тлетворного влияния в нашей среде произошел раскол…
— Вы очень хорошо говорите по-английски, сэр.
— Ладно, ладно, этим меня не купишь, — хмуро отвечает судья. — Мы все владеем английским, но это еще ничего не доказывает. Ты — язык, на котором говорят наши политические враги. Мы не желаем более терпеть тебя здесь. Покинь же нас.
— А куда мне деваться?
— В свою страну.
— Но моя страна, прошу меня извинить, здесь. И я, простите, готова остаться здесь на любых ролях, какие бы вы мне ни предложили, в качестве первого языка, или второго, или тысячного. Вы можете запретить меня в школах, но я всегда найду себе другое местопребывание. Я люблю эту страну, где
— Это очень красивый отрывок из Шекспира. Впрочем, я не могу допустить, чтобы время суда растрачивалось на подобные разглагольствования. Что за привычка морочить людям голову цитатами! Запрещаю тебе цитировать что-либо из английской литературы.
